– В общем… да.
– То есть если ко мне вдруг заявится ангел, попросит скрыть часть доходов…
– Гоните в шею!
– Ангела-то?
– Имеете полное право. Ему там за такие проделки все перья пооборвут!
– Ну вы даёте!.. Значит, ангелам творить зло нельзя, а вам добро – можно?
– Ну я же только что объяснял! Если добро выгодно, то какое ж оно, к чёрту, добро?
Я попытался собраться с мыслями и долго гасил сигарету. Наконец спросил:
– А вы сейчас нарушению какой заповеди препятствуете?
– Не лжесвидетельствуй. Сами, что ль, не знаете?
– А остальные заповеди? Скажем, не убий! В Сирии-то сейчас вон что творится! Да и в Донбассе тоже…
– Н-ну… с Сирией тоже разрулить пытаемся…
– А не укради? Не прелюбодействуй?
– Послушайте, не уводите разговор в сторону, – одёрнул он. – Вы обозначите в декларации истинную сумму ваших доходов?
– М-м… постараюсь… – сделав над собой усилие, выдавил я.
– Постарайтесь! – С этими словами он исчез.
Некоторое время я тупо смотрел на две пустые рюмки. Что это было? Хотя какая разница! Схватил сотовый телефон.
– Валёк? Привет! Слушай, ты налоговую декларацию заполнил?
– Д-да… а что? – отозвался тот.
– К тебе не приходили?
Долгая пауза.
– В смысле?.. – Голос Валька дрогнул.
– Ну там… не знаю… попросить, чтобы доходы не скрывал…
– Эм… а-а… Что-то связь плохая! – И Валёк стремительно отключился.
Та-ак… Стало быть, приходили. Стало быть, и впрямь не ко мне одному… Взгляд мой остановился на заполненной наполовину декларации. Интересно, как поступят остальные? Ох, не оказаться бы лохом…
Дарья Зарубина
Пепел и пар
– Однако погодка, мистер Фергюс, – сказал молодой человек в твидовом пальто, чуть закопченном с правого бока, и клетчатом кепи. Колокольчик над дверью, возвестивший о его приходе, еще покачивался на пружине. Он один, казалось, был живым в часовой мастерской Фергюса, где также располагался и ломбард Штосса. Впрочем, несмотря на два имени на медной вывеске над входом, в обеих конторах уже третий год единолично хозяйничал мистер Фергюс. Харольд Штосс покинул грешный мир двадцать восемь месяцев назад в разгар эпидемии полиомиелита, но у его компаньона все никак не доходили руки заказать новую табличку.
– Доброго дня, мистер, – бесцветным голосом проговорил Фергюс, не поднимая головы от своего занятия. Часовщик сидел, сгорбившись, у стола, над которым горела выкрученная на полную – что за неприличная для такой скромной конторы расточительность?! – газовая лампа. Под лампой на зеленом сукне лежали часы, которые и разглядывал Фергюс, замерев в своей хищной птичьей позе. Левый глаз он сощурил, а на правый опустил с медного обруча на лбу сразу три разновеликие линзы.
– Я дам тебе восемь долларов, Пит, – заявил он наконец. – И еще четыре доллара, если сумею продать до конца месяца.
– Позвольте… – проговорил молодой посетитель. В его голосе послышались сердитые нотки. Но договорить он не успел. В углу раздался скрипучий кашель. То, что гость часовой мастерской принял по невнимательности за брошенное в кресло старое пальто, пришло в движение.
– Эти часы стоят больше двух сотен, Фергюс. Добавь-ка еще линзу к тем, что висят у тебя на глазу, – и, может быть, сумеешь разглядеть свою
