совесть. Я без очков ее уж и не вижу.
Из-за поднятого воротника пальто показался длинный нос и один глаз, слезящийся и красный. Старик выбрался из кресла и, шаркая ботинками, подошел к часовщику. Положил узловатую руку на часы.
– Я лучше продам их Картеру за одиннадцать. Он хотя бы будет носить их в жилетном кармане и форсить перед дамочками, а не бросит пылиться в ящик со скрепками.
Старик, не обращая внимания на слабый протест часовщика, сгреб корявой пятерней со стола часы и пошаркал к двери, ловко ухватив с вешалки у входа запыленный потертый цилиндр.
– Что вы хотели, господин? Часики починить? – обратился Фергюс к посетителю, который словно завороженный смотрел в спину старику.
– Извините… Стойте. Мистер… Питер. Я хотел бы посмотреть ваши часы…
Старик обернулся. Его взгляд неожиданно сделался ясным. В нем сверкал сарказм. Он оглядел молодого человека с головы до ног и, что-то решив для себя, продолжил путь.
– Старый Пит! – окликнул его Фергюс громко. – Этот господин хочет купить у тебя часы! Это, в конце концов, невежливо!
– Невежливо обнадеживать старика и заставлять тащиться через всю мастерскую, не собираясь ничего покупать. У этого франта нет и десятки. Он пришел не покупать, а закладывать, так что не тратьте на него вежливость, Фергюс.
– Позвольте… – задохнулся от возмущения посетитель, но плечи его поникли. Старик усмехнулся, поняв, что угадал.
– Эти часы стоят две сотни. Я сделал их сам. Вот этими руками. – Он поднял вверх свои узловатые клешни, в одной из которых был зажат блестевший серебром брегет. – Вы говорите, Фергюс, мои часы не особенно красивы? Зато они прочны. Смерть затупит свою косу об этот корпус.
Он размахнулся и, не успели ни часовщик, ни его клиент вскрикнуть, швырнул часы об пол. Брегет, прыгая по паркету, закатился под кресло, но неугомонный старик настиг его и придавил ботинком.
Мистер Фергюс смотрел на его ногу с выражением почти физического страдания: ведь мог дать старику пятнадцать долларов и выгадать верную сотню при продаже часов.
Старикашка убрал ботинок, с торжествующим смешком вынул из подставки забытую кем-то трость и ударил по брегету ее тяжелым набалдашником.
– Ну?! – Он хихикнул, нагибаясь за часами, но тотчас зашелся кашлем. – Це… Целё… Кхе… Целёкхекхе…
Прикрывая рот не особенно свежим платком, старик протянул брегет изумленному зрителю его маленького спектакля. Тот повертел часы в руке, не веря собственным глазам, открыл крышку, поднес вещицу к уху.
– Послушайте, мистер Пит, это… невероятно. Какая прочность!
– Пит? – рассмеялся старик, глянув на молодого человека с королевским достоинством. – Питер Эндрюс, к вашим услугам.
– Простите, мистер Эндрюс, – стушевался он. – Я Уайт. Генри Уайт. Мас…
– Мальчик из мастерской Уайта? – перебил его старик. – Тогда все становится на свои места. Значит, вы снова разбились, мой юный друг?
– Откуда?.. – пораженно прижал руку к груди Уайт.
– Ваш отец просадил целое состояние, пытаясь построить скоростной паромобиль, хотя в свое время был неплохим конструктором паробусов. Хорошая модель топки, котел на четыре лошади. Очень неплохо для всех этих работяг, что бредут с работы, едва переставляя ноги. Но Билли Уайт отчего-то помешался на скорости. Видимо, это наследственное. Вы в пальто, значит, пришли пешком, причем, судя по копоти на плече и локте, шли близко к проезжей части со стороны Девятой авеню – рассматривали чужие паромобили. Из чего делаю вывод, что свой паровой экипаж вы разбили. Причем совсем недавно. У вас из-под манжеты виден бинт на запястье, а это смешное кепи не может скрыть рассеченную кожу надо лбом.
– Питер Эндрюс? – Молодой человек протянул старику часы, бросив взгляд на край бинта на руке, рассмеялся звонким смехом человека, уверенного, что все в жизни складывается к лучшему, а невзгоды лишь направляют нас на правильный путь. – А может – мистер Шерлок Холмс? Перебрались в Штаты?
Молодой человек искренне веселился, поэтому не заметил, как напряглись плечи часовщика, приготовившегося к сцене.
– Вы дурак, Уайт! – рявкнул Эндрюс, отворачиваясь.
Колокольчик звякнул, впуская нового посетителя. Точнее, посетительницу. Пожилая дама в вишневом платье бережно держала затянутой в черную ажурную перчатку рукой под животик маленького мопсика, дрожащего всем телом так, что трепетало пышное страусовое перо на шляпке хозяйки.
– Доброго дня, мистер Фергюс! – проговорила она сочным глубоким контральто. – Как нынче ветрено. Вероятно, будет гроза. Я могу забрать свои часы?
– Холмс! – воскликнул старикашка, обнаружив нового зрителя. Он манерно повел рукой, словно обращаясь к полному залу. – Он припечатал меня Холмсом, леди! Кто такой этот ваш Холмс?! Персонаж! Выдумка! А я – я тот самый Питер Эндрюс! Лонг-Пит! Тот самый Лонг-Пит!
Молодой Уайт, краснея от стыда, собрался пуститься в извинения, но часовщик потянул его за рукав пальто и прошептал:
– Он твердит это всем и каждому добрых шесть лет, молодой человек. Сумасшедший старик с часами. Кто ведает, где он их достает. Крадет,
