Орфей по недоумию оглянулся, и тень легкими шагами скрылась обратно во тьме. Во всем этом еще принимал непосредственное участие Гермес, он же Проводник, он же Психопомп, впоследствии – один из Гептархов и основатель «Танатоса». Но уже много позже. А пока неутешный Орфей, стеная, принялся скитаться по берегу Стикса. И в голову ему пришла нехорошая мысль. Орфею хотелось наказать богов за допущенную несправедливость. Известно, что всякий смертный в последний свой час проходит у Белой Скалы и затем безымянной тенью сходит в Аид, а имя его и память достаются беспощадному Эребу, утробе черной и ненасытной. Впрочем, и Эреб приносил пользу, ибо, поглощая память теней, изрыгал амброзию и нектар, питавшие самих богов. «Ха, – подумал Орфей, злобно терзая струны кифары. – Так познайте же голод, подобный голоду живых и мертвых, но незнакомый бессмертным». Вернувшись в Эгину, в святилище своей покровительницы Гекаты, Орфей внес несколько изменений в творимые им мистерии. А заодно и организовал нечто вроде религиозного ордена орфиков, своих учеников и последователей – если, конечно, можно говорить об орденах в эпоху, когда миром правили Олимпийцы. Если говорить кратко, хитроумный и даже несколько обезумевший от горя Орфей-кифаред создал лазейку. Следующие его учению мертвецы исхитрялись обходить Белую Скалу и с радостным смехом скрывались в царстве теней, унося с собой свое имя и память. Так певец сумел прервать метемпсихозу, круг перерождений, – ведь полные памятью души не возвращались в этот мир, оставаясь за завесой. Впрочем, недостатка в новых, свеженьких душах никогда не наблюдалось, ведь род человеческий все разрастался. Беда была в другом. Эреб перестал получать свою пищу. И перестал извергать благословенные амброзию и нектар (хотя можно ли считать благословенными продукты жизнедеятельности древней хтонической твари – большой вопрос). Сначала Олимпийцы ощутили голод. А потом они ощутили страх. Ведь за неимением иной пищи черное пламя Эреба принялось поглощать их.
Дальше в истории опять встречаются разночтения. Известно одно – могучий Зевс, царь над всеми богами и смертными, пошел на великую жертву и заткнул Эреб… собой. К тому времени из Олимпийцев остались лишь семеро. Трехликая, бывшая покровительница преступного Орфея. Темный Господин, владыка Аида. Темная Госпожа, Луноликая, его супруга. Психопомп, водитель душ. Леопард, Загрей, ходящий одинокими тропами покровитель виноградной лозы и священного безумия. Лучник и Лучница, брат и сестра, тоже умевшие глядеть во тьму. И эти семеро ушли бы в небытие, если бы не умели сами высасывать из живых пламя и память, не пользуясь для этого услугами Эреба. Но на некоторое время и они отошли в тень, питаясь объедками и мечтая о реванше.
Меж тем в копях душ скапливалось все больше голодных психосов. Но вопреки фантазиям германского поэта-духовидца они не спешили слежаться, превращаясь в руду. Нет, психосфера все раздувалась и раздувалась, грозя прорваться. Что и случилось, когда многомиллионный поток душ захлестнул ее за считаные месяцы – во время Великой Войны.
Психосфера прорвалась. Оголодавшие за тысячелетия психосы хлынули в мир живых. А за ними пришли и Семеро. Гептархи. И первый из них – сын Зевса, Психопомп, лучше других владеющий искусством убивать неживых. Он основал тайную (хотя и не очень) канцелярию, она же последний рыцарский орден, она же служба экстренной психологической помощи «Танатос».
… – Передай своему начальнику-выскочке – его время пришло, – сказал древний психос и растаял в сети кровавых прожилок, словно его и не было.
Старый алкаш рухнул с дивана на четвереньки и обильно проблевался.
Набежавший санитар с обнаруженными собутыльниками – двумя соседями-гастарбайтерами с юга – не застал уже ничего, кроме лужи рвоты и мирно спящего в ней старика.
Стены оперативного отдела «Танатоса» напоминали штаб времен Великой Войны. Карты, схемы, графики. На картах красные пятна и стрелки фронтов, наступлений, отступлений, статистика одержимости по районам за последний отчетный квартал. Последняя, свеженькая карта, интерактивная, на большом плазменном экране, демонстрировала перекрывание «красных» зон с геомагнитными аномалиями. Рядом мелькали цифры, четко демонстрирующие, что на пике магнитных бурь прорывы случаются чаще и идут более широким фронтом. Недавно на это бросили целый отдел, с неясными, впрочем, перспективами – средство против солнечных бурь пока изобретено не было. Где-то в шестидесятые, вспомнил ты, проносясь мимо одинаково серых дверей и удивленно расступающихся сотрудников, даже разрабатывали программу «Щит». Что-то там было со спутниками, отсекающими ионизирующее излучение. Все это накрылось медным щитом после явления Гептархов и развала прошлого мира. Гептархам не нужно было бороться с одержимостью. Им нужно было ее контролировать. Подконтрольный, карманный апокалипсис – впрочем, учитывая, кем были эти семеро, почему бы и нет?..
– …Мощный старик, говоришь, – дергая рассеченной шрамом губой, протянул Психопомп.
Глядя на него, ты всегда недоумевал – откуда взялись все эти римские статуи молодого бога в крылатых сандалиях? Скорей уж сходство передавали греческие гермы, чаще изображавшие зрелого мужа. Матерый, коренастый, широкоплечий, вместо непокорных кудрей – угрюмый ежик, шрам через все лицо. Видно, изрядно потрепала Крылатого жизнь. Плюс еще он постоянно дергался. Как плохое изображение на экране – рябит, то появляясь, то исчезая. Простой человек этого бы не заметил. Впрочем, простой человек его бы вообще не заметил, если, конечно, Гептарх не пожелал бы быть замеченным.
– Ох, достали меня эти орфики, сил нет, – продолжил директор «Танатоса», все так же кривя губу.
– С чего ты решил, что он орфик?
– А кто еще? Ты сам сказал – сильный, древний, как мамонтово дерьмо. Они ж чем старше, тем больше воняют, если совсем не стираются. А кто у нас самые старые блудные психосы? Ученики этого поганца Орфея, кифару ему в межъягодичное мышечное кольцо.
