симпатичном длинном сарафане, вполоборота к художнику. Шелковые каштановые волосы волнами спадали на плечи. Выделялись плавная линия ее подбородка и один большой миндалевидный глаз.
На третьей картине ее лицо было видно еще лучше. Точнее, та его часть, которую срезал осколок металла. Но она уже не выглядела так ужасно, потому что мистер Хэллоран постарался смягчить все шрамы, так что они напоминали разноцветную мозаику. Волосы наполовину прикрывали поврежденный глаз. Она снова казалась почти прекрасной, просто эта красота была несколько иной.
Я перевел взгляд на мольберт и поймал себя на том, что сделал пару шагов к нему. Взялся за краешек простыни и тут услышал скрип половиц.
— Эдди? Что ты делаешь?
Я прыжком развернулся, и вот уже второй раз за день меня охватил жуткий стыд.
— Простите. Я просто… хотел посмотреть.
В тот миг я был уверен, что мистер Хэллоран вышвырнет меня вон. А затем он улыбнулся:
— Ничего страшного. Надо было мне закрыть дверь.
Я уже собрался заверить его в том, что он ее закрыл, но потом до меня дошло: он сам решил меня выручить.
— Красивые картины, — сказал я.
— Спасибо.
— Кто это? — спросил я, кивнув на портрет блондинки.
— Моя сестра. Ее зовут Дженни.
Это объясняло их сходство.
— Она очень милая.
— Да. Была. Она умерла. Несколько лет назад. Лейкемия.
— Простите.
Я не знал, за что именно извиняюсь, но ведь именно так говорят люди, когда кто-нибудь умирает.
— Все хорошо. Благодаря этим картинам мне в каком-то смысле удается возвращать ее к жизни… Узнал Элайзу?
Девушка с Карусели. Я кивнул.
— Я часто навещал ее в больнице.
— Она в порядке?
— Не совсем, Эдди. Но будет в порядке. Она сильная. Сильнее, чем думает.
Я молчал. Казалось, мистер Хэллоран хотел сказать что-то еще.
— Я надеюсь, эти картины помогут ей быстрее прийти в себя. Элайза такая девушка… Ей всю жизнь все вокруг говорили, как она красива. А теперь, когда у нее отобрали красоту, ей кажется, что больше ничего не осталось. Но на самом деле осталось. Просто… глубоко внутри. И я хотел показать ее внутреннюю красоту. Убедить, что ей еще есть за что держаться.
Я снова взглянул на ее портрет. Кажется, я понял. Да, она не выглядела так, как прежде. Но все же на этой картине можно было увидеть ее красоту. Немного другую, особенную. И насчет того, что нужно держаться за что-то, я тоже понял. Насчет того, что эти вещи не исчезают навсегда. Я хотел сказать ему об этом, но, обернувшись, увидел, что мистер Хэллоран смотрит на картину так, словно забыл о том, что я тоже здесь.
Тогда-то я и понял. Он был в нее влюблен.
Мне нравился мистер Хэллоран, но, даже несмотря на это, мне стало не по себе. Это было неправильно. Мистер Хэллоран ведь взрослый. Не старик (позже я узнал, что ему тридцать один год), но все же взрослый, а Девушка с Карусели… Ну… хоть она и не школьница, но все же намного младше, чем он. Он не должен любить ее. Из-за этого могут быть неприятности. Целая куча.
Внезапно он как будто вспомнил о том, что я все еще рядом с ним, и отступил от портрета.
— Так или иначе, все это выглядит сумбурно. Вот поэтому я и не учу других рисовать. Ни один из моих учеников не смог бы закончить свою картину. — Он улыбнулся желтозубой улыбкой. — Ну что, готов ехать домой?
— Да, сэр.
Больше всего на свете мне хотелось домой.
Мистер Хэллоран остановился неподалеку от моего дома.
— Я думаю, ты не хочешь, чтобы твоя мама задавала вопросы.
— Спасибо.
— Помочь тебе вытащить велосипед из багажника?
— Нет, все нормально, я справлюсь. Спасибо вам, сэр.
— Не за что, Эдди. И еще кое-что…
— Да?
