— И ты не видел, как кто-то отходил от дома или просто расхаживал по улице неподалеку?
Я потряс головой:
— Нет, сэр.
— О’кей.
Он снова что-то записал. Папа поерзал в кресле.
— Слушайте, все это бессмысленно, мы и так знаем, кто оставил эту посылку.
Констебль Томас бросил на него весьма странный взгляд. Не очень дружелюбный, как мне показалось.
— Разве, сэр?
— Да. Кто-то из шайки отца Мартина. Они все время пытаются запугать мою жену и всю мою семью. По-моему, пора положить этому конец.
— У вас есть свидетели?
— Нет, но это же очевидно, разве не так?
— Думаю, сейчас не самое подходящее время для таких голословных обвинений.
— Голословных? — Похоже, папа начал злиться. С ним такое редко происходило, но когда все-таки происходило, он сразу же выходил из себя.
— Нет такого закона, который запрещал бы мирные протесты.
И вот тогда-то я и понял. Полицейский был не на нашей стороне. Он тоже был на стороне протестующих.
— Вы правы, — спокойно сказала мама. — Мирные протесты — это не преступление. Но запугивания, преследования и угрозы — это преступление. Я надеюсь, вы относитесь к этому серьезно?
Констебль Томас захлопнул блокнот:
— Разумеется. Если мы найдем виновных, можете не сомневаться, они получат по заслугам.
Он встал, и ножки стула скрипнули, проехавшись по кухонному кафелю.
— А теперь, с вашего позволения, мне пора идти.
И он вышел из кухни. Входная дверь захлопнулась за ним.
— Он не хочет нам помогать? — спросил я у мамы.
— Конечно хочет, — вздохнула мама.
— Может, хотел бы еще больше, не будь его дочурка одной из этих протестующих, — фыркнул папа.
— Джефф, — прервала его мама, — хватит.
— Ладно. — Он встал и на секунду показался мне совсем не похожим на себя. Его лицо было каменным от злости. — Но если полиция не станет разбираться с этим, тогда разберусь я.
Перед началом учебы мы решили собраться еще раз и погулять напоследок. Встретились в доме у Толстяка Гава. Как обычно. У него были самая большая комната и самый большой сад с качелями и домиком на дереве. А его мама всегда щедро снабжала нас газировкой и чипсами.
Мы валялись на траве, несли всякую чушь и подкалывали друг друга. Несмотря на наш договор с мистером Хэллораном, я кое-что рассказал им о встрече с братом Железного Майки. Мне пришлось, потому что, если этот тип пронюхал про меловых человечков, значит, вся наша тайная игра пошла прахом. Конечно, в моей версии я героически дрался с ним, а потом сбежал. Меня немного беспокоило то, что Шон мог рассказать обо всем Железному Майки; тот с удовольствием опровергнет всю мою ложь. Но, похоже, мистер Хэллоран здорово запугал Шона, и он ничего не сказал.
— Так, значит, твой брат узнал о меловых человечках? — спросил Толстяк Гав, неодобрительно разглядывая Майки. — Ну ты и трепло.
— Я ничего ему не говорил, — заскулил Железный Майки. — Наверное, он сам узнал. В смысле, вспомните: мы же рисовали их повсюду. Наверное, он просто увидел и все.
Он лгал, конечно, но мне было плевать, как именно Шон обо всем догадался. Важно было лишь то, что он узнал, а это все меняло.
— Думаю, нам стоит придумать какой-то новый способ для обмена сообщениями, — предложил Хоппо без особого энтузиазма.
Я понимал, что он чувствует. Теперь, когда наша тайна вышла наружу, все было испорчено. А хуже всего то, что узнал о ней Шон.
— В любом случае это была довольно глупая игра, — сказала Никки и встряхнула волосами.
Я уставился на нее, чувствуя себя одновременно и уязвленным, и раздраженным. Она сегодня была какая-то странная. Иногда с ней такое случалось. Она становилась хмурой и вечно спорила с нами.
— Нет, не была, — сказал Толстяк Гав. — Но я думаю, продолжать ее нет смысла, раз Шон знает. К тому же завтра уже начнется школа.
— Ну да.
Все мы дружно вздохнули. Этим вечером мы чувствовали себя немного подавленно. Даже Толстяк Гав не говорил с этим своим дурацким акцентом. Голубое небо выцвело и стало мутно-серым. Облака нетерпеливо толпились на нем, так, словно не могли дождаться, когда можно будет как следует полить нас дождем.
— Мне, наверное, пора, — сказал Хоппо. — Мама хотела, чтобы я нарубил дров для камина.
