Я пожал плечами:
— Не знаю, честно говоря.
Была у него такая особенность, которой не обладало большинство взрослых, — ему не хотелось врать.
— Все хорошо. Ты совсем не обязан испытывать скорбь.
Я замялся. Я не был уверен, что знаю, как на это отвечать.
— Нельзя скорбеть обо всех, кто умирает, — сказал он, понизив голос. — Шон Купер был хулиганом. То, что он мертв, этого не меняет. И в то же время не делает случившееся менее трагичным.
— Просто потому, что он ребенок?
— Нет. Потому что у него не было шанса исправиться.
Я кивнул, а затем спросил:
— Это правда? То, что сказал полицейский.
— О Шоне Купере и его дочери?
Я снова коротко кивнул.
Мистер Хэллоран опустил взгляд на свои сигареты. Думаю, он очень хотел курить, но не решался на территории церкви.
— Шон Купер не был милым и добрым юношей. То, что он сделал с тобой… Многие тоже назвали бы это насилием.
Я ощутил, как кровь хлынула к моим щекам. Я не хотел об этом вспоминать. Словно почувствовав это, мистер Хэллоран продолжил:
— Но совершил ли он то, в чем обвинил его полицейский? Нет, я не думаю, что это правда.
— Почему?
— Я не думаю, что… та юная леди была в его вкусе.
— А…
Я не вполне понимал, о чем речь.
Он встряхнул головой:
— Забудь. Тебе больше незачем думать о Шоне Купере. Теперь он тебя не тронет.
Я подумал о звуке камешков, бьющих в мое стекло. О голубовато-серой коже, залитой лунным светом.
«Привет, говноед».
Я не был так уверен в этом.
Но все же сказал:
— Нет, сэр. То есть… да, сэр.
— Вот и хорошо.
Он улыбнулся и пошел прочь.
Я все еще пытался осознать все это, когда кто-то внезапно схватил меня за руку.
Я резко обернулся. Прямо передо мной стоял Хоппо. Его волосы уже растрепались, а рубашка была наполовину расстегнута. В руках он держал ошейник и поводок Мерфи. Но самого Мерфи рядом не было.
— Что случилось?
Он смотрел на меня дикими глазами:
— Мерфи. Он исчез.
— Выбрался из ошейника?
— Я не знаю. Такого никогда раньше не было. Он не такой уж вольнолюбивый…
— Думаешь, он домой побежал? — спросил я.
Хоппо потряс головой:
— Я не знаю, он же старый… Зрение и нюх у него уже так себе.
Он изо всех сил старался не поддаваться панике.
— А еще он не такой быстрый, как раньше, — добавил я. — И вряд ли ушел далеко.
Я огляделся. Взрослые все еще разговаривали. Толстяк Гав стоял неблизко, и я не мог привлечь его внимание. Железного Майки все еще не было поблизости…
И тут я увидел кое-что еще.
Рисунок на надгробии прямо возле церковных ворот. Он уже начал выцветать и слегка размылся под дождем, но все равно бросился мне в глаза. Он явно был здесь лишним и в то же время казался ужасно знакомым. Я подошел ближе. Мои конечности тут же покрыла гусиная кожа, а волосы почему-то стали сильно давить на голову.
