Я медленно взялся за дверную ручку и повернул. Дверь открылась. Мои глаза обожгло плотной, непроницаемой темнотой гостиной.
— Эй? Есть кто-нибудь? Мистер Хэллоран?
Тишина. Я сделал глубокий вдох и шагнул вперед:
— Э-эй?
Я осмотрелся. Всюду по-прежнему теснились коробки, но теперь к ним прибавилось еще кое-что. Бутылки. Вино, пиво, бурбон «Джим Бим». Я нахмурился. Тогда я догадывался, конечно, что взрослые иногда выпивают. Но там была прямо-таки уйма бутылок…
И тут я услышал приглушенный шум воды, доносящийся сверху. Похоже, именно этот звук мне и почудился, когда я стоял снаружи. Я почувствовал облегчение. Мистер Хэллоран просто принимал ванну. Вот почему он не слышал стука.
Это, конечно, ставило меня в довольно неловкое положение. Я не мог просто взять и подняться наверх: а вдруг он голый и все такое. К тому же он поймет, что я влез в дом без приглашения. Но и снаружи я торчать не хотел: кто-нибудь мог меня увидеть.
Я терзался еще какое-то время и наконец принял решение. Пробрался на кухню, вытащил колечко из кармана и положил его на середину стола, туда, где его наверняка заметят.
Мне стоило оставить записку, но я не видел нигде ни бумаги, ни ручки. Я посмотрел наверх и заметил какое-то странное темное пятно на потолке. Каким-то образом оно схлестнулось в моей голове с непрекращающимся шумом воды, и я почуял неладное. Темноту в комнате внезапно вспорол свет фар проезжающей мимо машины. Я подпрыгнул от неожиданности и тут вспомнил, что забрался в чужой дом. А еще — о предупреждении родителей. Папа уже, наверное, закончил работу, да и мама скоро вернется. Что будет тогда? Что, если она увидит записку и захочет позвонить маме Хоппо и проверить?
С громко стучащим сердцем я вышел из коттеджа и закрыл за собой дверь. А затем перебежал улицу и вытащил велосипед из кустов. Домой я мчался так быстро, как только мог, там бросил велосипед на заднем дворе, пальто и шарф пристроил на вешалку, а себя — на диван в гостиной. Папа спустился вниз примерно через двенадцать минут после этого и сунул голову в дверь.
— У тебя все в порядке, Эдди? Ты что, выходил из дома?
— Хотел повидаться с Хоппо, но его не было.
— Почему ты не сказал мне?
— Я оставил записку. Не хотел тебя беспокоить.
Папа улыбнулся:
— Молодец. Как насчет печенья к маминому приходу?
— Неплохо.
Мне всегда нравилось готовить с папой. Некоторые думают, что готовка — это женское дело, но только не в случае с моим отцом. Он никогда не придерживался рецепта и всячески импровизировал. Получалось всегда либо вкусно до жути, либо до жути отвратительно, но в этом ведь и интерес, не так ли?
Мы как раз вынимали из духовки печенье с изюмом, мармитом и арахисовым маслом, когда услышали, как мама вошла в парадную дверь. Это было примерно через час после моего возвращения.
— Мы тут! — заорал папа.
Мама вошла на кухню, и я сразу понял: что-то случилось.
— В клинике все в порядке? — спросил ее папа.
— Что? А, да. Все хорошо. Все… в норме.
Выглядела она совсем не так, как выглядят люди, когда у них все в норме. Она была расстроена и встревожена.
— Мам, что случилось? — спросил я.
Она бросила на нас странный взгляд, а потом наконец сказала:
— Я проезжала мимо дома мистера Хэллорана по пути домой.
Я сразу же напрягся. Она видела меня? Да нет, точно нет. Я уже тысячу лет как дома. Может, ей кто-то сказал? Или все дело в том, что она — моя мама, а у нее — шестое материнское чувство, или что-то в этом духе, короче, она всегда знает, когда я что-то не то творю.
В общем, я не угадал.
— Там была полиция… и «скорая».
— «Скорая»? — переспросил папа. — Зачем там была «скорая»?
Она ответила тихим, приглушенным голосом:
— Они… выносили тело.
Самоубийство. Вот что произошло. Копы приехали арестовать мистера Хэллорана и обнаружили, что он плавает в переполненной ванне. Вода лилась и лилась на пол, из-за чего на потолке первого этажа надулся гигантский волдырь. Из него на стол капала бледно-розовая вода. В самой ванне она была красной — вперемешку с кровью из вен мистера Хэллорана, разрезанных от запястья до локтя. Ни шепота о помощи. Прощальный вопль.
