и покровителем адвокатов парижского Шатле, его почитание было распространено и среди провинциальных адвокатов [339]. Поэтому резкий ответ Паскье: «Он не наш, он — бретонец» мог трактоваться не только как свидетельство этнополитической принадлежности (ко времени «Диалога…» Бретань давно и прочно вошла в состав Французского королевства), но и как демонстрация отличия парламентских адвокатов, входивших в братство Св. Николая, от всех прочих, чтивших Св. Ива.
Однако Луазель привел интересное возражение: Св. Ив в качестве адвоката вдов, сирот и прочих отверженных людей вел их дела не только в церковных судах и не только в Бретани, но и в бальяжах, входивших в судебный округ Парижского парламента, доводя апелляционные процессы до парламентской курии. Целых три страницы Луазель посвящает разбору случая из адвокатской практики святого, делая в конце вывод:
Разве не заслуживает эта история того, чтобы быть здесь рассказанной и чтобы включить канонизированного Св. Ива в число наших адвокатов?[340]
Возражений не последовало. Рационально мыслящие адвокаты, возможно, не очень верили в чудеса святого, но адвокатское мастерство бретонского коллеги пришлось им по душе. Пропагандируя культ этого святого, Луазель уловил запросы своей среды — вскоре Св. Ив станет покровителем всех адвокатов, а о росте его популярности будут свидетельствовать переиздания его житий[341].
Таким образом, «Диалог…» дает коллегам возможность выбрать себе любого из трех «капитанов»: святого, папу римского и убежденного борца с папским произволом, пусть и оклеветанного церковниками. В любом случае у парижских адвокатов объявились такие родоначальники, которыми можно было гордиться.
Помимо «отцов-основателей», несомненным героем и образцом для подражания является Жан Жювенель дез Юрсен. Ни о ком в «Диалоге…» не рассказывается так много: в разных контекстах о нем говорится на двенадцати страницаx[342]. Несмотря на все его многочисленные должности: от главы парижского муниципалитета до канцлера дофина (будущего Карла VII), для собеседников он в первую очередь их коллега.
Господа, разве не может вселить в нас смелость Жан Жювенель? Простой адвокат Парламента, он достиг таких почестей и столь важных должностей и в памяти потомков так прославил свое имя, что адвокатский статус благодаря ему навсегда стал достойным уважения [343].
Подробный рассказ о карьере Жювенеля дез Юрсена, помимо прочего основавшего прославленный род (его сын станет канцлером и пэром Франции), ведет к утверждению стоического идеала адвоката как человека, уверенного в своей правоте, способного переносить удары судьбы, если он отстаивает правое дело. В жизни дез Юрсена бывали и клеветнические обвинения, и разорение. Помимо потери всего своего немалого имущества в Париже, захваченном бургиньонами в 1418 году, он лишился и должности
канцлера господина Дофина, которому служил слишком хорошо, отказавшись поставить печать на грамоты, содержащие слишком щедрые дарения. Но он переносил потери и невзгоды с такой же силой духа, которую он показал тогда, когда мгновенно собрал четыреста или пятьсот лошадей в Париже, чтобы помешать герцогу Бургундскому увезти короля с собой[344].
Отметим несколько неожиданное качество «идеального адвоката» — способность защищать благо государства не только словом, но и делом. Приводились и другие примеры:
Во время Варфоломеевской ночи адвокат Таверни, исповедовавший реформированную религию, был убит. Полагают, что никто не защищался столь доблестно, как он. Запершись и забаррикадировавшись в своем доме, он и его клерк выстрелами из аркебуз сумели уложить многих, прежде чем погибли сами, и в том он показал себя достойным звания, которое носил, поскольку был генеральным лейтенантом коннетабльского и маршальского правосудия Франции, хотя и не переставал вести дела во Дворце[345].
Не было ли в этих и других «проговорках» некоего подспудного стремления подчеркнуть равенство «людей мантии», «людей закона» с «истинным» дворянством, дворянством шпаги?
Любопытно, что именно дез Юрсен, фигура из далекого прошлого, вызывает взрыв рассуждений о настоящем. Если Питу считает его пример идеальной моделью адвокатского успеха, а поправка Паскье лишь приправила этот образ порцией стоицизма, то для молодежи казус дез Юрсена стал поводом для очередной серии жалоб:
