— У нас на родине еще жарко. В футболках можно ходить.
Наташа снова посмотрела на окно и только потом взглянула на собеседницу. Фарида стояла рядом с ней, закутавшись в куртку Кости.
— Как? — только и смогла вымолвить Наталья.
— Да, да, — закивала Фарида. — Мои, наверное, гранат уже собрали.
Наташа снова посмотрела на окно. Неваляшка стояла на месте. И если бы игрушка сейчас качнулась, то Наташа не выдержала бы и закричала.
— Виктор Афанасьевич спит? — спросила Наталья, не сводя глаз с окна.
Пауза слишком затянулась, и Наташа повернулась к Фариде.
— Я тебе вопрос задала.
— Да, спит, — быстро ответила Фарида и пошла к дому. — Пойдем, скоро Костя придет, надо ужин приготовить.
Наташа замерла на месте. «Слишком долго ты «отсутствовала», а? — подтрунивала над собой Наталья. — На твое место метят. Метят? Она уже на нем. Еще чуть-чуть, и ты окажешься с уткой в руках на раскладушке в комнате старика».
Нет, ее не пугал уход за свекром, ее пугала потеря Кости.
Константин обошел все предприятие, сделал необходимые пометки и только к концу рабочего дня понял, что проголодался. Решил позвонить Наташе и спросить, что нужно купить к ужину. После третьего гудка ему ответили.
— Как ты, милая? — спросил Костя.
— Отлично.
И это чувствовалось. Если раньше это было простой отговоркой, то сейчас она светилась. Он чувствовал, что она улыбается.
— Вот и отлично, — он тоже улыбнулся. — В магазин заехать?
— Да. Хлеба и молока купи. Слушай, Костя, — она понизила голос и больше не улыбалась.
Черт! Лучше б он это не чувствовал. Ему стало тревожно.
— Костя, ты не можешь принести с работы камеры наблюдения?
— Что-то случилось? — Тревога только усилилась.
— Да нет, — снова улыбка, — просто в двушке все было на виду, а здесь площадь другая. Большая. За всем не уследишь.
Оправдание его устраивало, тем более он и сам собирался повесить камеры во двор.
— Хорошо, у меня в машине должно быть несколько.
Константин нажал отбой и вдруг понял, что, возможно, Наташу снова беспокоят соседские дети. Нет, камеру непременно надо поставить, ведь он хотел узнать, откуда в доме неваляшка. Он понимал, что их тысячи, одна похожая на другую, но цель даже просто похожей игрушки была ужасна. Кто-то хотел напомнить об их трагедии? Кто-то не рад их видеть в этом доме. Но Костя и соседей-то не видел. Возможно, Костя перехватил дом, а теперь пожинает плоды своей пронырливости. Он действительно поторапливал риелторов, потому что по договору с квартиры он должен был съехать в течение месяца. Поторапливал и даже не задумывался, что, возможно, он не один покупатель на этот дом. Да если честно, то ему плевать было на то, один он или к этому дому очередь. Вот и обиделся кто-то. Все равно роль ребенка и принесенной им неваляшки непонятна. Обиженный покупатель учит своего ребенка… Бред! Есть же методы отвратительные, но более поддающиеся логике. Наложить под калитку, высыпать мусор, разлить краску… Да сотни способов, о которых Кабанов наслушался за время установки камер по подъездам жилых домов. Но чтобы копнуть прошлую жизнь обидчика… Хотя своей вины Костя здесь вообще не видел, если кому и надо срать под дверь, так это риелтору. Копнуть? Это как надо копать, чтобы узнать о любимой игрушке сына?
Костя прихватил со стола чертежи, вышел из комнатки и запер дверь. Что-то ему не давало покоя настроение Наташи. Камеры — это хорошо, но Костя, как ребенок, иногда боялся увидеть на записях то, что ему может не понравиться.
Алексей собирался воспользоваться приглашением Натальи. Не сегодня. Возможно, завтра. Он хотел попасть в дом, а еще лучше в подвал. Оценить обстановку… Хотя появление мальчишки и поспешное его бегство напрямую указывало на присутствие тварей в доме.
Роман сидел за домом, лицо все еще было вымазано помоями. Что-то странное происходило с ним. Страхов все понимал, выпивка убивает в человеке все разумное, но не до такой же степени. Может, на него так повлияло изъятие полицией оружия? Страшно подумать, что он мог бы вытворить, имея в руках оружие.
Алексей постоял около Романа. Тот не обращал на него внимания. Странно. Алексею не хотелось здесь находиться. Надо пройтись.
Страхов вышел с другой стороны дома, чтобы лишний раз не светиться перед новыми соседями. Дошел до террикона и решил взобраться на него по пологому склону. Он не смог этого сделать тогда, пять лет назад. И тут он поймал себя на мысли, что думает о чем угодно, только не о смерти своей семьи. Не было скорби, не было пустоты, которая образуется после потери близкого, будто от тебя отделили какую-то часть. Не было. И, как бы ни было горько это признавать, он потерял их еще тогда, в ноябре одиннадцатого года.
Подъем дался на удивление легко. Ветер на вершине был сильнее. Потоки воздуха то «бросались» на него, то «поглаживали», успокоившись. Алексей
