цивилизация. Согнанные королем солдаты расчищают поляны, расширяют дороги, чтобы стало удобнее и просторнее, и взору открылась небесная синева. Лишенный тишины, покоя и одиночества тролль уходит, сопя и хрюкая. Вместе с ним исчезает то, что было его телом: «…тролль медленно, упорно и неуклюже тащил за собой сучья и корни длиной в несколько миль, срывая их с земли; ведь это были его пальцы, его руки и ноги. Бесчисленные лесные озера и гнилые болотца, подернутые тиной, – глаза тролля – стали чистыми, наполнились проточной водой. А расселины и трещины в голых скалах – его пасти, и пещеры, и коварные трясины по берегам рек и на болотах, и запутанные лесные тропки и дорожки исчезли». В лесу воцаряются человеческие порядки, а звери и птицы, поначалу радовавшиеся уходу тролля, сами начинают покидать лес, убегая от скуки и «вечного мира».
Позиция Ли не нашла поддержки у передовых скандинавских писателей, целенаправленно сближавших тролля и человека. Если в тролле и сохранялось что-либо от прежнего монстра, оно выражало человеческие пороки вроде эгоизма и самовлюбленности. В таких случаях вспоминали о словах Доврского деда: «Тролль, будь доволен (упивайся) самим собой!» – противопоставленных девизу людей: «Будь самим собой!»
Лагерлёф в своей книге о путешествии Нильса пересказывает провинциальную легенду о троллихе Исеттерс-Кайса, чей образ восходит к эддическому великану Хресвельгу. О сидящем на краю неба великане-орле известно только, что он насылает ветер и пожирает трупы. Исеттерс-Кайса летает как птица, обожает ветреную погоду, но мертвых не ест, а помогает живым. Она не любит тех, кто сварлив, скуп и черств, и берет под свою защиту «честных людей и бедных маленьких детишек». Однажды троллиха уселась на крышу церкви и погасила охватившее ее пламя (вспоминаем пожароопасного Сурта). Какая благодатная перемена! Правда, Исеттерс-Кайса временами проказничает, но что это за проказы? Когда налетает крепкий ветерок, она пляшет и кружится по равнине. Может, в пылу танца она раздавила пару-тройку телег с крестьянами? Ничего подобного! Она только подняла тучу пыли, так что крестьяне, отчихавшись, с улыбкой качали головой: «Хоть и проказница, хоть и насмешница, а все же добрая она, эта Исеттерс-Кайса!»
Заповедь «Во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними» (Мф. 7: 12) христианка Лагерлёф ничтоже сумняшеся прилагает к отношениям между людьми и троллями. Мать-героиня из сказки «Подменыш», получившая тролленка взамен украденного сына, возмущена инструкциями деревенских старожилок по обращению с ним. Она не бьет его до крови толстой палкой, не пичкает хлебом с маслом, а снабжает крысами, лягушками, мышами и пауками. Она вытаскивает подменыша из горной пропасти и из горящего дома, куда его швырнул муж, вконец изведенный юродством жены. И поведение матери оказывается единственно верным! Вернувшийся из плена мальчик рассказывает, как мучила его троллиха, когда родители плохо обращались с подменышем, и какие ласки она дарила ему в ответ на заботы его матери о тролленке.
Заметим, что тролленок не кажется симпатичным – ротик в свиной пятачок, две жесткие щетки на месте бровей, коричневая кожа, – и героиня едва сдерживает отвращение, кидая ему крысу. Но недалек тот час, когда тролли, облагороженные жалостью и терпимостью людей, превратятся в милашек.
В сказке Нюблум «Подменыши» дочь троллей, угодившая в королевский дворец, вырастает красивой девушкой, великолепно сложенной, с кожей цвета неспелого лимона, иссиня-черными волосами и большими черными глазами. Ее портят лишь высокомерие, жестокость, буйный нрав – те пороки, что символизируют тролли. Она издевается над приемными родителями, хамит старшим, бьет по щекам служанок, колет булавками камеристок, целыми днями валяется в постели или, оседлав коня, мчится стрелой по лесу. При этом ее сородичи, живущие в пещерах, выглядят традиционно уродливо: королева троллей походит на жабу, король хвостат, скрючен и высушен, как старое дерево, придворные мохнаты, как медведи, крупноголовы и зубасты, а некоторые прозрачны, как зеленое стекло, и даже безголовы! Наследный принц, ухаживающий за дочерью людей Бьянкой Марией, хлопает огромными ушами и скалит зубы в отвратительной усмешке.
Можно допустить, что на внешности дочери троллей благотворно отразилось дворцовое окружение, не повлиявшее, впрочем, на ее характер. Но тогда и дочь людей должна была измениться! А Бьянка Мария прекрасна и лицом, и нравом. В фольклоре же все иначе – там человек меняется, живя у троллей, а тролль в крестьянском доме остается таким же уродцем. Нюблум, по-видимому, не тревожила эта неувязка. Ей было важно подчеркнуть, что троллю некомфортно среди людей, а человеку – среди троллей, в привычной же обстановке каждый из них по-своему хорош. Поэтому героини возвращаются в свой мир, и сказка завершается двумя свадьбами.
В сказке Смедберга «Мальчик, который ничего не боялся» тролль сохраняет реноме самого злобного лесного чудища. Но, признаться, мне эта сказка кажется замысловатой пародией вроде «Рассказа о хорошем мальчике» Марка Твена. Ее герой Ниссе разговаривает так, что плеваться хочется. Вот образцы его речи: «Ой, как мне вас жаль, матушка!» (при виде жуткой волосатой колдуньи, запутавшейся в ветвях дерева); «Ой, бедненький песик, где же ты поранился?» (при встрече с кровожадным псом, скачущим на трех лапах). Колдунья и пес, не читавшие книжек, рекомендованных для воскресных школ, не успели опомниться от изумления, как уже принимали от Ниссе помощь и оказывали ему свою.
Тролль же сразу решил сварить вежливого мальчика. А что ему оставалось делать после таких реплик: «Добренький, любезный тролль… не сможешь ты так дурно обойтись с маленьким мальчиком, который тебе ничего плохого не сделал»? Бесчувственное чудовище не принимало участия в дружеском саммите под председательством Лагерлёф. Оно кликнуло на помощь свою жену. Сначала троллиха пожалела ребенка, но когда тот обратился к ней: «Какая вы добрая, матушка! Хорошо, что вы печетесь о своем старике», – мигом кинулась разжигать огонь под котелком. Ниссе, наконец, догадался, что перед ним отсталые тролли, и воззвал к просвещенным медведю, колдунье и псу, научившим стариков уму-разуму.
