роль до конца. Новость о захвате Лаурин стала еще одним ударом, и Элисса очень боялась за дочь. Такой испуганной Тор ее никогда не видел. Если добавить к этому новость о вселении в Орлака другого бога, еще более безумного и мстительного, Элисса может сломаться. Нет, лучше пока не сообщать ей это, каковы бы ни были последствия.
А что с Троицей? Способны ли они принять этот новый, ужасающий вызов? Откуда они узнают, что делать? А самое важное — в чем заключается их роль? Эти вопросы постоянно крутились у него в голове. Наконец, он решил не заглядывать слишком далеко вперед. Решай проблемы, который сейчас стоят перед тобой, — сказал Тор сам себе. Следуй плану, прикончи Гота. Затем возвращайся в Сердце Лесов и приканчивай Орлака.
Тор задумался о Готе. Как он ненавидит этого типа! Сколько человек погибло из-за него!
Мысли Тора неизбежно вернулись к Эйрин. Ему стало грустно, а перед глазами появился образ красивой молодой женщины, повешенной вверх ногами столь варварским способом и оставленной умирать. Тор подумал, что даже Орлак убивает более гуманно. В некотором роде Тор был рад, что Квист тоже мертв, поскольку жизнь пирата была бы сломана без его большой любви. В этом не приходилось сомневаться. Он надеялся, что Янус Квист не узнал про смерть Эйрин, но было маловероятно, что Прокаженный не воспользовался возможностью помучить пирата и сообщил самые мерзкие детали перед тем, как убить его.
Тор подумал о недолгой, печальной судьбе Эйрин. Казалось, она жила полной жизнью, использовала все предоставлявшиеся возможности, но во время двух последних встреч он чувствовал в ней печаль. На поверхности это казалось разочарованием из-за того, что они с Тором могут быть только тайными любовниками и большими друзьями, — но не более.
Но Тор решил, что все было гораздо серьезнее. Эйрин не отошла от смерти Петира. Он знал, что она гордится тем, что смогла позаботиться о братьях. Эта женщина всегда яростно их защищала и растила практически с детства. Она взяла на себя заботу о них, когда сама еще была очень молодой. Тор знал, что именно Петир разбил ей сердце. Новость о его смерти и понимание того, что она не могла ему помочь, вовремя до него добраться, оставили шрам навсегда.
Тор разозлился от этого — и вспомнил. Воспоминание появилось, как удар. Норд Джеспер!
«Норд Джеспер!» — крикнул он мысленно, резко открыв канал связи и испугав Клута, который в эту минуту пировал.
«Да, его так зовут», — спокойно подтвердил сокол.
«Клут, это имя моряка, который избил брата Эйрин, Петира, и оставил его полумертвым. Петир так и не поправился, сбежал от Эйрин и Локки и закончил жизнь в притоне, в Карадуне, где продают стракку. Она нашла его там мертвым, опоздав всего на несколько часов», — Последние слова Тор произнес с трудом. В горле появился ком.
«Хорошо, Тор. Я тебя слышу. Ты отомстишь, обещаю. Они пока спят и никуда не уходят».
«Я отомщу за Петира от имени Эйрин. Она этого хотела».
«Отдохни немного, — посоветовал Клут. — Поговорим утром, когда сможешь четко мыслить».
Прозвучал еще один мудрый совет друга. Тор быстро попрощался и закрыл канал связи.
Он устроился рядом с Элиссой, проявляя осторожность, чтобы ее не побеспокоить, и пытался не думать о Лаурин и ее страхе перед Орлаком. Вместо этого он представлял Гота и Норда Джеспера, просящих у него пощады.
Глава 24
Сюрпризы
Джуно неохотно пошла за Лаурин. Адонго последовал за ней.
— Что он хочет? — с опаской спросила Лаурин.
Служанка бросила взгляд на Адонго. Возможно, они обменялись какими-то фразами, но похищенная девушка этого не уловила и в испуге уставилась на Паладинов. Она инстинктивно поняла, что они сейчас взвешивают, говорить ей правду, или нет.
— Он хочет, чтобы ты провела с ним ночь, — по совету Адонго Джуно выбрала честность.
Лаурин затрясло от шока, потом она почувствовала головокружение. Адонго преодолел два шага, разделявших их, и подхватил девушку. Она тяжело опустилась на стул.
— Ты должна быть мужественной, госпожа Лаурин, — сказал он.
«Если пойдешь к нему добровольно, он не принесет тебе зла», — добавил он мысленно.
Лаурин слышала голоса у себя в голове, в ушах гудело. Ноги отказывались держать тело. Она затрясла головой.
— Я к этому не готова. Неужели вы попросите это от меня?
Джуно сморщилась от боли, прозвучавшей в голосе той, с которой она была объединена особой связью. «Мы должны, дитя».
— Не сопротивляйся этому. Он выбрал тебя, поставив выше всех других, — сказала Джуно вслух, ненавидя себя за это.
Теперь Лаурин дрожала всем телом. Адонго вышел из комнаты, а Джуно переодела девушку в белое платье, простого, но, тем не менее, красивого кипреанского покроя.
Лаурин ушла в себя. Ее охватила паника при мысли, что ей придется отдаться Орлаку, тому самому врагу, ради уничтожения которого они с братьями были рождены. Брат отца ее изнасилует. Девушка тупо смотрела в одну точку, молчала, а слезы катились у нее по щекам. Джуно тихо напевала, пытаясь успокоить подопечную. Она расчесала ей волосы и украсила белыми, пахучими цветами.
«Я должна поговорить с отцом», — объявила Лаурин, словно возвращаясь к окружавшей ее действительности.
«Пожалуйста, дитя, прошу тебя. Не рискуй отправлять зов. Этот проклятый может подслушивать. Ты поставишь под угрозу жизни всех. Моя собственная жизнь меня не волнует, но ты должна пережить это испытание, и вскоре мы уничтожим врага».
«Я не могу, Джуно».
Джуно стояла за Лаурин, и они обе смотрели в зеркало. Женщина-Паладин заговорила веселым голосом на тот случай, если их кто-то подслушивал:
— Вы очень красиво выглядите, госпожа Лаурин.
«Не заставляй меня это делать».
«У нас нет выбора. Мы должны это пережить, чтобы прийти к участию в последнем сражении».
— Какая заколка вам больше нравится? Из оленьего рога или черепашьего панциря?
Лаурин отказывалась отвечать.
«Я буду с ним бороться. Он принесет мне боль, а я виню в этом вас, тебя и Адонго, моих Паладинов, которые, как предполагается, должны отдать за меня жизнь».
Это был несправедливый удар, но Джуно приняла его, понимая, что так должно. Девочка испугана, и имеет для этого все основания.
Служанка сама выбрала заколку из черепахового панциря.
Вошел Адонго:
— Пора, госпожа Лаурин.
«Я ненавижу вас обоих!» — закричала она, пряча истинные чувства за ничего не выражающим лицом.
«Мы любим тебя, — сказали они вместе. — И мы отомстим за это».
Лаурин посмотрела на одну, потом на другого. Она знала, что Паладинам больно, но ее это не волновало. Она больше не могла плакать, но не могла и унять дрожь. Но теперь это было не страхом, а яростью. Внутри, у нее в сознании что-то щелкнуло, девушка успокоилась, и на фоне этого спокойствия в ее тело вливалась чистая, дикая ненависть, напоминая лаву.
Лаурин встала.
— Давайте с этим покончим.
