творчеству может быть ошибочно приписана норма, установленная предварительно на практике по инициативе или по совету и указанию иноземца, и таким образом степень иностранного влияния в данном случае будет определена неточно – умалена.
Серединное положение между только что указанной категорией лиц – иноземцами – и коренными русскими людьми, участвовавшими в правотворчестве Петра I, место особое и притом заметное, принадлежит людям иноземного происхождения, но родившимся в России, получившим здесь образование и принявшим русское подданство. К этой категории принадлежат весьма почетные и известные лица, которым поручались в некоторых случаях даже отдельные отрасли управления в России и которые часто призывались Петром к участию в его законодательной работе. Назовем прежде всего следующих лиц, весьма заметных среди деятелей Петровской эпохи: А. А. Виниус, сначала дьяк Сибирского приказа, впоследствии – начальник артиллерии; Я. В. Брюс, преемник Виниуса по управлению Артиллерийским приказом и впоследствии бессменный и незаменимый президент Берг– и Мануфактур-коллегии; вице- президент Военной коллегии, сын полковника русской службы генерал А. А. Вейде; Коллегии иностранных дел канцелярии советник А. И. Остерман и вице- президент той же коллегии П. П. Шафиров; генерал-адъютант, впоследствии генерал-прокурор, П. И. Ягужинский. Все это люди, не знавшие другого отечества[1376], ставшие подлинно русскими, как по усвоению ими русского языка и русской культуры, так и по преданности их и искреннему, полезному служению России и Петру I. При этом отметим, что перед коренными русскими людьми они даже имели некоторое преимущество – благодаря знанию европейских языков, а также имели по условиям воспитания и быта больше данных для скорого и тесного установления общения и связей с представителями различных европейских государств. Именно поэтому им чаще, чем кому-либо из русских людей, кроме, разумеется, дипломатических представителей России, постоянно живших за границей в качестве послов, давались Петром I отдельные поручения, например вед
Четвертым требованием правильной постановки исследования изучаемого вопроса должно быть точное определение степени и характера новизны и самобытности норм при самом их установлении в русском законодательном акте. Это наше положение требует разъяснения и уточнения.
Россия как государство переживала в конце XVII и начале XVIII века, вследствие роста производительных сил, период огромной и коренной ломки хозяйственных, социальных и государственных порядков и быта и связанное с этой ломкой образование новых форм во всех областях общественной жизни. Старые формы, находясь в противоречии с новыми порядками и входя в столкновение с ними, падали сами собой или были изменяемы самым решительным и неумолимым образом твердой и уверенной рукой Петра I.
Эти новые порядки и отражавшие их законодательные нормы, под влиянием требований реальной, живой действительности, создавались в России при помощи [упомянутой в предыдущих главах] эластичной законодательно-административной формы закона – сепаратного указа. Подобного рода петровские указы часто были лаконичны, не разработаны в деталях и вводились на практике без согласования с существующими нормами систематизированных и кодифицированных законодательных актов. Таких указов имеется весьма значительное количество. Они издавались Петром I исключительно на основании требований русской жизни, имевшей те же тенденции развития, что и подобные им явления жизни западноевропейских государств, где они [эти явления] раньше, чем в России, нашли свою законодательную разработку, а также подробную и точную формулировку в соответствующих кодексах.
При выработке русских систематических законов, уставов, регламентов и уложений в некоторых случаях тексты, законодательные речения заимствовались из иностранных источников, но самые явления, подлежавшие законодательным определениям, созревали на русской почве – под влиянием развития национальных экономических и общественных условий, и поэтому нормы, хотя законодательные их формулировки и бывали заимствованы из какого-либо иноземного правового кодекса, тем не менее не могут и не должны считаться возникшими в результате иностранного влияния и, следовательно, не должны быть признаваемы за нормы иноземного происхождения. Для примера назовем здесь три таких заимствованных определения, весьма различных по своему характеру, но одинаково важных по их значению в государственной и общественной жизни России. Первое – определение характера и власти монарха по русскому Воинскому уставу (глава III, артикул 20) и шведскому Земскому уложению (титул I, глава II, параграф 2, пункт а). Второе – определение средств обеспечения правильного снабжения регулярной русской армии установлением форм и обрядов при заключении контрактов при государственных подрядах и поставках по русскому Регламенту Адмиралтейства (глава I, артикул 16) и французскому ордонансу «Touchant la Marine» Людовика XIV (книга 13, глава I, артикулы 6–7). Третье – определение одной из функций государства, «полиции» в широком значении этого понятия, по русскому Регламенту Главного магистрата (глава X) и французскому трактату «Traite de la Police» ученого парижского полицеиста Деламара (титул I, глава I, параграф 1; Париж, 2?е издание).
С другой стороны, правительство России при Петре I вновь вступало в более тесное общение с западными государствами на различных поприщах, например на международных морских путях, при организации нашей внешней торговли за границей, при установлении дипломатических и консульских
