почина к разработке законодательного акта, одно из видных мест имело и проявление инициативы со стороны самого общества. Война, огромное напряжение общественных сил, сдвиги в жизни населения и в его различных интересах, крупнейшие по значению реформы царя, затрагивавшие все общественные состояния, начиная от холопа и до князя, крупного землевладельца, не могли не возбуждать мысль представителей различных слоев тогдашнего общества и находили отражение в форме проектов, доношений и отчетов. Архивные источники, необычайно многосторонние, ярко обрисовывают пробуждение инициативы и стремление наиболее живых и способных людей высказать свою мысль, внести свое предложение при разрешении выдвигаемых жизнью и реформой вопросов. По законодательным актам Петра I лица, призванные к выполнению общественных и государственных функций, не только могли, но и обязаны были доводить до сведения царя свои мнения, проекты и предложения. По архивным документам видно, что он всегда был внимателен к проявлению общественной инициативы, особенно если предложения были конкретны и деловиты.
Памятником общественной мысли, пробужденной реформой Петра и вниманием его к ее проявлениям, может служить огромный архивный фонд Кабинета Петра Великого в Государственном архиве, разряд IX[288], отделение II, в 95 томов, часто в тысячу листов каждый, содержащих отчеты, доношения, проекты, поступавшие в Кабинет отовсюду. Среди многочисленных и различных по содержанию его бумаг исследователь видит доношения и отчеты полководцев, адмиралов, князей, то состоявших дипломатами за границей, то заведывавших земляными работами или кирпичными заводами, высших представителей церкви, светской администрации различных рангов, начиная от президентов государственных коллегий, директоров казенных заводов и кончая подмастерьем мачтового дела, оберегателем приволжских строевых лесов и англичанином, специалистом по выделке пумповых кож, с предложениями по рациональной постановке врученного им дела или с просьбой о проведении какой-либо необходимой и полезной меры законодательным путем. Сюда направляли русские и иноземные фабриканты ходатайства, в которых сообщали о своих нуждах и помехах. Такие донесения и челобитья обычно бывали рассмотрены, и в качестве ответа на них иногда следовало издание общего распоряжения законодательного характера.
Приведем из большого их количества несколько характерных доношений в Кабинет Петра I [от] русских людей и иноземцев, находившихся на службе в России, лиц различных общественных положений и профессий.
В 1721 году посол России в Дании Алексей Бестужев после ознакомления с Ништадтским мирным трактатом между Россией и Швецией счел своей обязанностью уведомить царя о правах и преимуществах, которыми пользовалась Швеция, владея прибалтийскими провинциями: Лифляндией, Эстляндией, Ингерманландией, Карелией, с городами и портами, которые должны были перейти к России. Одним из таких преимуществ было право беспошлинного прохода кораблей из прибалтийских портов через Зунд. «И тако в[аше] ц[арское] в[еличество], – сообщал свое мнение Бестужев, – перед всем светом неоспоримо претензию имеете, дабы торговым кораблям из всех завоеванных портов беспошлинно Зунд проходить». Донося царю об этом «зело авантажном» деле, Бестужев просил в случае одобрения его предложения сообщить ему формальные полномочия для ведения переговоров по данному вопросу[289]. Петр не мог не разделять точки зрения своего посла и дал все нужные указания через советника Иностранной коллегии Остермана, прибавив собственноручно: «Еще что к сему надлежит, писал к вам Остерман, почему с искусною твердостью поступай»[290].
В 1722 году, 30 августа, на берегах Каспийского моря у реки Аграхани Петр получил от бывшего президента Коммерц-коллегии, П. А. Толстого, сообщение о том, что, по доношению из Швеции русского посла, Михаила Бестужева, прибыли «в Стокгольм из Ревеля и из Абова российские люди с бородами и непотребными товарами, с ложками деревянными и орехами калеными» и что он, Бестужев, «оные орехи и ложки продавать им заказал, понеже де тамо зело оные товары презирают». На этот раз Петр не вполне согласился со своим послом, не дал безусловного запрещения вывоза названных товаров. Он воспретил «безделным купцам… с одними такими непотребными товары» ездить в Швецию, но в то же время предписал: «А ежели туда поедут купцы нарочитые и при других товарах, хотя и такие товары, какие возили вышеозначенные купцы, туда повезут, тем в отпуску в Швецию запрещения не чинить»[291].
В начале 1718 года в докладных своих пунктах мачтовых дел подмастерье Чанчиков, посланный в Муромский уезд для осмотра и охраны лесов, годных для судостроения, ставил перед царем вопрос о некоторых общих мерах охраны лесов от хищнического их уничтожения [при использовании] на мелкие нужды крестьянами Поволжья: «Как русские люди, так и татары, и черемиса, и мордва в тех лесах лучшие сосновые деревья портят на борти длинные и толстые, и на всякие волжские суды рубят всяких чинов люди». «А в Инструкции ему, – докладывал Сенат царю, – о бортях и о волжских судах никакого повеления нет. И о том требует он указу». Петр сделал распоряжение: «На борти и на суды, где есть годные леса на машты, рубить заказать, – и прибавил: – Учинить по сему в Сенате указами крепкими. Апрель 23[?го] дня 1718 г.»[292]
В 1717 году, в ноябре, Петру I подал весьма любопытное доношение «стоявший у городового строения» в Петербурге князь Алексей Черкасский – о преимуществах производства крупных казенных строительных работ подрядом и наймом перед «посохой», т. е. принудительным набором работных людей из губерний[293]. Посоха, старинный способ выполнения государственных работ, раньше собиралась с земли, с сохи, откуда и самое название, при Петре – с определенного количества дворов. Черкасский привел точный расчет затрат людской силы и денежных средств. По этому расчету, людей призывалось с 1714 года с четырнадцати дворов – один работник, всего – 32 тысячи человек; на дачу им жалованья собиралось по 3 рубля в год на каждого, всего – 96 тысяч рублей. Указной денежной суммы обычно не хватало, требовались дополнительные сборы, например в 1716 году – от 5 до 8 рублей; при самой низкой сумме, в 5 рублей, дополнительный сбор составлял 160 тысяч рублей, а всего, таким образом, 256 тысяч рублей. Если отбросить из наличного числа работников 10 % кашеваров, от 3 до 4 % больных и столько же процентов беглых и умерших, то окажется, что не работают
