Федеральных штатах Малайи. Видимо, парни, которые не умеют подавать обратный пас, всегда плохо кончают.
– А справа от меня Миляга Тодд, пропфорвард.
– Неужели пропфорвард?
– И еще какой! Играл за Кембридж. Вам нравится раггер?
– По-моему, я с ним не знаком.
– Я говорю, футбол-регби.
– А-а-а, э-э, вообще-то я никогда им не увлекался.
– Неужели?!
– Никогда.
– Господи помилуй!
Я понял, что безвозвратно упал в его глазах, но он, как радушный хозяин дома, постарался побороть в себе отвращение, вызванное моим признанием.
– Я-то всегда был помешан на регби. Правда, после школы много играть не пришлось – меня послали в Западную Африку. Хотел было обучить игре в регби туземцев, но пришлось бросить эту затею. Слишком много покойников, а там вовсю процветает кровная месть. Теперь вот в отставке, обосновался здесь. Стараюсь сколотить в Хокли классную команду, лучшую в графстве. Надо отдать ребятам должное, они землю носом роют. Единственное, чего нам не хватает, так это хорошего пропфорварда, но пока никого не могу найти. Впрочем, вам, должно быть, неинтересно слушать об этом. Наверное, хотите порасспросить о бразильской экспедиции?
– О, так вы были в Бразилии?
Кажется, я, как это часто со мной случается, ляпнул что-то не то. Он удивленно уставился на меня:
– Разве вы не знали, что я был в Бразилии?
– К сожалению, нет. Мне никто ничего не рассказывал.
– Я-то думал, вас ввели в курс дела. Глупо посылать репортера, ничего ему заранее не объяснив.
Я со своей тонкой проницательностью сразу понял, что тут какая-то путаница.
– Вы ждали репортера?
– Разумеется, я ждал репортера. Разве вы не из «Дейли экспресс»?
– Нет, к сожалению.
– Я думал, вы пришли взять у меня интервью о моей экспедиции в Бразилию.
– О, значит, вы ученый?
Кажется, я снова что-то ляпнул. Он был явно задет:
– А кто же я, по-вашему? Разве имя Планк вам ничего не говорит?
– Так вы Планк?
– Разумеется.
– Подумать только, какое странное совпадение, – сказал я, крайне заинтригованный. – Понимаете, я разыскиваю одного типа, которого тоже зовут Планк. Не вас, конечно, а кого-то другого. Тот, кто мне нужен, скорее всего простой парень, от сохи, сын у него моряк. Раз уж вы с ним однофамильцы, наверное, вам будет интересно послушать одну занятную историю. Взгляните-ка на эту безделушку, – сказал я, протягивая ему кикимору.
Он в изумлении воззрился на нее:
– Откуда она у вас? Это редкий образчик древнего туземного искусства, я приобрел ее в Конго, потом продал сэру Уоткину Бассету.
Я был поражен:
– Значит, это вы ему ее продали?
– Конечно, я.
– С ума сойти!
Меня разбирала бойскаутская гордость. Мне ужасно нравился этот Планк, и я был счастлив, что могу сделать для него доброе дело. Вот сейчас он растроганно воскликнет: «Благослови вас Бог, Бертрам Вустер!» Впервые я порадовался, что Стиффи поручила мне это дело.
– Тогда вот что я вам скажу, – начал я. – Дайте мне пять фунтов и…
Я осекся. Он смотрел на меня пристальным холодным взглядом, наверное, такой же взгляд он устремлял на ныне покойных львов, леопардов, антилоп гну и прочих, чьи останки красовались на стенах холла. Мне рассказывали у нас в «Трутнях», что точно так же смотрит Проссер Денежный Мешок, наш клубный миллионер, если кто-нибудь попробует попросить у него в долг пару-тройку монет, чтобы продержаться до будущей среды.
– Ах вот оно что! – сказал Планк с таким омерзением, что впору самому папаше Бассету. – Теперь я понял, что вы за птица. Где только таких не встретишь! Никаких пяти фунтов, любезнейший. Ни с места! Сейчас вызову полицию.
