— Почему ты не общаешься с родителями?
— Иногда общаюсь. Они звонят раз в год или около того.
— Я не слышала.
— В этом году еще не звонили.
Я засмеялась, выдохнув.
— Уже почти сентябрь. Год скоро закончится.
— Мне все равно.
— Почему?
— Не знаю, Габриэлла. Мы просто не близки. Во многих семьях такие отношения.
— Я была близка со своей семьей.
— Ты даже не помнишь их. У тебя амнезия, или уже забыла?
— Замолчи. Я все еще люблю их. Знаю, что так и было.
— У меня же все наоборот. Мой старик работал водителем грузовика, развозил апельсины по западному побережью. Мать была шлюхой. Она изменяла ему, сколько я себя помню, а его либо не было дома, либо он был пьян в стельку. Ты не единственная, у кого было трудное детство. Такое происходит изо дня в день по всей земле.
Я надавила пальцами на напряженные участки над тазом.
— Знаю. Я не говорила, что такого не происходит. Ты всегда был один? Без братьев и сестер?
— У меня была сестра. Она умерла.
Мои пальцы остановились на секунду, пока я осознавала эти слова.
— Что случилось?
— Ее сбил грузовик в первый день в детском саду.
И снова мои пальцы остановились, я подавила вздох.
— Мне так жаль, Пэкс, это ужасно.
— Мне было два. Я даже не помню ее. Никогда ее не знал.
— Да, но ты не думаешь, что это как-то связано с поведением твоей матери или пьянством отца? Каждый своим способом справляется с проблемами.
— Да, но у них все еще был другой ребенок. У них все еще был я.
— Мне жаль, что у тебя была такая жизнь, Пэкстон, но знаешь что?
— Хм?
— Ми говорит, что на все есть причины и следствия. Может, тебе пришлось пережить все эти невзгоды, чтобы стать хорошим отцом для Роуэн и Фи.
Пэкстон приподнялся и перекатился на спину, так что теперь я была поверх его талии.
— Что ж, если дело в этом, я ни о чем не жалею.
— Я тоже.
— Прости.
Мои пальцы блуждали по глубоким отметинам от ногтей на его груди.
— И ты меня. Боже, это я сделала?
— Тебе не за что извиняться. Мне понравилось. Это было очень странно, детка. Все это время я говорил тебе быть шлюхой, а потом ты теряешь память и — бам! ты…
— Следи за языком, дружок.
— Это был комплимент.
Я провела покрытыми красным лаком ногтями по животу и хмуро посмотрела на него.
— Почему мне кажется, что я должна обижаться?
Пэкстон водил руками вверх-вниз по моим ногам и смотрел на меня так, словно я была ему небезразлична, действительно небезразлична, словно он любил меня.
— Я взорвался, когда ты сделала это вчера. Твое туловище извивалось невероятным образом, ногти впивались мне в кожу, и все твое тело испытывало оргазм. А минеты! Ты похотливая плохая девочка, и мне это чертовски нравится.
— Я не похотливая плохая девочка.
Пэкстон пошевелил бедрами, чтобы привлечь мое внимание, и я посмотрела на него.
