Большой концерт

российским городам и обучен правильному поведению с бездомными российскими собаками: появилась собака – встань и стой, и в глаза не смотри. Поэтому, когда змея выползла, я сразу остановился. И правильно сделал. Оказалось, что эта змея называется «три шага», то есть после её укуса – жить только три шага остаётся. Они так всех змей называют, в зависимости от того, сколько жить осталось после их укуса: есть змея «три шага», а есть – можно ещё факс успеть послать с завещанием.

Во-от, а ночью, конечно, спать в джунглях страшно. Ночью джунгли наполняются звуками. Звуками того, кто ест, звуками того, кто хочет есть, звуками тех, кого едят…

А наутро я видел, как звери шли на водопой. Потрясающе! Мультяшка! Взявшись за руки: олени, обезьянки. Пионерское звено. Только не хватало ягуаров и анаконд…

Конечно, впечатлений – масса, обо всём и не рассказать.

Бразилия меня разочаровала. Бразилия придумана русскими писателями. Особенно Рио-де-Жанейро. Половина русских людей думают, что Рио-де-Жанейро – столица Бразилии и там все ходят в белых штанах. Ничего подобного! В белых штанах только я один был там. Русские приезжают – сразу надевают белые штаны, косят под Остапа Бендера. И первое желание у русских в Рио-де-Жанейро… Извините, оно так неприлично сформулировано, как всегда у новых русских бывает: «Нам заправиться и мартышек попробовать».

Обычно в зрительном зале не все понимают эту фразу. Поэтому объясняю…

Заправиться – это наркотики, а мартышек – я даже не знаю, как объяснить словами, поскольку я не пробовал… Вон, девушка захохотала, значит, она поняла, что такое попробовать мартышек…

Грязный город, извините, мочатся прямо на улицах, и всё это так далеко от мечты Остапа Бендера… Более того, я видел бразильца, который мечтает украсть миллион, купить чёрный костюм и поехать в Москву…

На бразильском пляже я задумался о нашем футболе. Как же они играют! Я ехал на пляж, передо мной бежали двое мальчишек и пасовали мяч перед машиной с тротуара на тротуар. Они живут этим, у них ноги как фибергласовые шесты… Они гнутся, они будто из другого материала сделаны. Мальчишки никогда не бьют друг друга по ногам, потому что они талантливы. Талант – он не агрессивен. Вот как наши актёры в театре, так бразильцы на пляже играют. Я даже видел, как они ногами играют в волейбол. Это совершенно цирковое зрелище. Наши играют по сравнению с бразильцами так, как в игре «настольный футбол». Каждый игрок привязан к своей дырке. Наши не талантливы. Страсти нет, а талант – это страсть.

2004

Помню, как я впервые выезжал с группой студентов в Польшу. Меня всерьёз на парткоме спрашивали, какие удои давала среднепольская корова в 39-м году на душу среднепольского населения. Вы смеётесь, а я на этот вопрос ответил правильно!

Теперь смешно вспоминать, но тогда мы готовы были ради этих поездок на всё. Чего я только не узнал, готовясь к этим парткомам перед поездками! Сколько к XX съезду партии дети монгольских коммунистов собрали внеплановой лабуды, какой по счёту американский самолёт сбили вьетнамские зенитчики из Узбекистана, сколько пар ботинок 46-го размера могилёвской обувной фабрики было поставлено голодающим детям в Парагвае. Хотя я уже тогда не понимал, зачем голодающим детям Парагвая обувь могилёвской обувной фабрики. Да ещё 46-го размера.

В Египте мне повезло с правильным гидом. Он был абсолютно не похож на моих предыдущих гидов-арабов: молодой, неживотастый, жизнелюбивый, его глаза не играли в прятки, пытаясь мне одурачить, развести и сделать простоквашей. Он даже не чесал рукой под брюками в области паха, как это постоянно делают арабы прямо на улицах. Похоже, он спрыгнул с какого-то фрагмента древней фрески, и действительно, оказался не арабом, а коптом – потомком тех, настоящих древних египтян, которые ещё сохранились в Египте. С арабами его роднило только одно – его мама тоже училась в Москве, в университете. Как он сказал, «имени Лукумбы». Он утверждал, что мама до сих пор тащится от русской литературы и сейчас, с гордостью доложил мне, читает Пелевина…

Он очень неплохо говорил по-русски, хотя в России ни разу не был. Зато уже знал такие слова, как «разборка», «новые русские», «развести», «лох», «лошара». Видимо, мама зачитывала ему вслух страницы из Пелевина. Он даже знал выражение «в натуре», правда, пристраивал в своей речи совершенно некстати. Например, спрашивал меня: «Как вас, в натуре, звать?» Я ему, в натуре, отвечал, как меня, в натуре, звать.

Мы совершили с ним бартер: я поведал ему, что у русских в истории всегда была мощная энергия, а вектора не было, тем не менее мы многому научились у Запада, и у наших новых русских появились в речи первые неопределённые и определённые артикли. Неопределённые – «типа», а определённые – «конкретно». Я объяснил ему, что означают новые, внушающее уважение любому русскому, словосочетания: «дуть в уши», «колбасить в кислоте», «шуршать фанерой», «перетирать тёрки» и «стучать ластами на дискотеке». За это копт поведал мне тайные арабские словосочетания, после которых даже арабы с бусами застывали на месте и у них лица вставали дыбом от уважения ко мне. Я не знаю, что они означали, но их, видимо, было так же трудно дословно перевести на русский, как объяснить арабам, что означает наше выражение «колотить понты», «навинтить гайку», «серпом по рейтингу», не говоря уже о «лохматить бабушку». Особенно тяжело было объяснить копту, почему русские называют молодых девушек «мочалками» или «кошёлками» и какая между ними разница. Кто лучше – «мочалки» или «кошёлки»? Я сказал: «Лучше всего – тёлки!»

Вскоре мой новый арабский друг похвалил меня. Он отметил моё хорошее чувство юмора и сказал, что мне надо стать юмористом. Я обещал. И ещё он сказал, что я не похож, в натуре, на нового русского, потому что в историческом музее не обратился к нему с вопросом: с кем можно поговорить, чтобы