— А нельзя ли прежде еще усилить действие вашего увеличителя, барон? — попросила девушка. — Еще немножко, и я бы разглядела постройки, быть может, людей!
— Еще бы немножко — и стекла телескопа вашего батюшки разлетелись бы вдребезги! — смеясь, возразил барон. — Нет, еще усилить действие моей машинки невозможно. Да знаете ли вы, насколько увеличена сила стекол в телескопе?.. Я вам сейчас покажу это!
И барон, не говоря ни слова, отнял проволоку от стекла.
— Что это? — вскричала Майя. — Зачем вы передвинули трубу?
— Я и не думал.
— Да как же?.. Где же?.. Смотрите! Видна только обыкновенная звезда и больше ничего!
— Ну, разумеется. Это и есть планета, которою вы сейчас любовались… Она ведь одна из самых отдаленных… Не помню даже, как ее называют астрономы.
— Что вы хотите сказать?
— То, что говорю. В телескопе она видна такой, какою вы ее видите теперь: блестящей, несколько увеличенной звездой, — вот и все. А приложите к краю стекла мою проволоку, — как я это делаю в настоящую секунду, — и блестящая звезда приблизится настолько, что вам видно очень незначительное пространство на ее поверхности… Видите?
— Вижу. Это изумительно!
— Неужели действие так сильно? — удивился профессор. — Ты совсем монополизировала телескоп, Майя! Дай хоть взглянуть.
— Посмотри, пaпa! Посмотри! Это просто волшебство. Барон, пожалуйста, покажите ему планету, как мне, а потом окружающее ее небо.
И Майя отступила, дав место отцу. Но в это время барон незаметно разъединил проволоку.
— Ну, пaпa! Что ты видишь? Не правда ли, восхитительно?.. Непонятно!
— Гм, да! Да… Очень большая звезда! — пробормотал разочарованный профессор.
— Как: очень большая звезда?! Целый мир! Другой земной шар, во сто раз лучше нашего. Какие цвета! Какое освещение!
Добродушный смех де Велиара привлек внимание молодой девушки.
— Что это? Барон! Да вы сняли проволоку? Вы разъединили… Ну, можно ли?.. Скорей наденьте!
И Майя, забывшись, бросилась вперед, чтоб выхватить из рук барона магическую проволоку, но в ту же секунду ее словно ослепила молния. Она приросла к месту, ничего не видя, не слыша и не в состоянии будучи пошевелить пальцем.
Состояние это продолжалось несколько секунд, но барон успел заметить свое вторичное фиаско и, не подавая в том ни малейшего вида, уже приблизил сам проволоку к стеклу и позволял профессору изумляться представшим ему зрелищем и восторгаться волшебной силой «увеличителя» на все лады.
И странно! Сильно должно было быть влияние средств барона де Велиара, когда и после этого, вторичного предупреждения ее друга о положительной опасности ее сообщений с ним, — Майя все же не удалилась, а весь вечер провела возле него, увлеченная диковинными зрелищами, представленными им в ту дивную ночь на поверхности звезд и полной луны, вскоре царственно всплывшей на безоблачное небо.
Поздно, после полуночи, разошлись хозяева и гость. Майя шла в свою комнату очарованная, словно бы опьяненная даже… По крайней мере, она совершенно не сознавала действительности. Не помнила, как ее раздела горничная, как она опустила в комнате ее все занавесы и шторы, затемнила лампадку и вышла, пожелав ей спокойной ночи. Она этого ничего не помнила; даже не слышала жалобных взвизгов запертой Газели, о которой впервые позабыла. Как сноп, упала она в подушки и в ту же минуту заснула.
«Что это нынче с барышней? — недоумевала горничная. — Будто нездорова, что ли? И про Газельку-то не спросила. Надо будет выпустить ее, сердечную, на ночь. Пусть пробежится, а то ишь ее, как в чулане заливается!»
И горничная вышла и заперла за собою осторожно двери. Все в доме уже было тихо и темно.
Без грез и без видений, на этот раз, тяжелым сном почивала Майя. Долго ль спала она? Она не могла бы сказать. Она не открывала еще тяжело сомкнутых глаз, когда в ней пробудилось сознание, что ей необходимо проснуться.
«Что же, разве уж день?.. Надо вставать?.. — бессознательно задавала она себе вопросы. — Но отчего я не могу?.. Как трудно дышать!.. Как тяжело… Ох!» — громко простонала она, разметавшись, но не в силах ни подняться, ни даже поднять век.
Словно в ответ ей, в ночной тиши раздался тоскливый, протяжный вой.
Что-то налегло тяжким гнетом на грудь спящей. Какой-то невыносимо яркий свет резал ей глаза. Сердце сильно, учащенно билось, и какая-то истома, какой-то страх, вместе и боязнь, и сладкое томление захватывали дух, мутили сознание… Ее укутало, казалось ей, огненное облако и куда-то, к чему-то влекло… Влекло неотразимо!
И среди всех этих чувств, наперекор им, всплывало сознание, что надо, надо проснуться! Хоть умереть, но открыть глаза!
И сила этого сознания восторжествовала. Майя подняла веки.
Теперь она видела, но сообразить ничего не могла и не могла двинуть ни одним членом. Она была убеждена, что лежит на своей кровати, но…
