вступать в конкурсное соискание ее взаимности, ее руки… Ее задача тогда была бы несравненно легче; но этот старый дурак, не стесняясь, вправо и влево успел ославить, что разорился на свои аппараты и опыты; а бесприданница-невеста у нас, известно, будь она одарена красами и талантами не одной крестной матерью-колдуньей, а целым сонмом ведьм и волшебниц, в матримониальной игре банка не сорвет. Она, Орнаева, пыталась было распространять молву о богатстве Ринарди; она прекрасно знала, что если дело на то пойдет, они не постоят за цифрой приданого… Недаром в том письме было сказано: «на средства — carte blanche!» Но какими средствами заставить отца или дочь взять деньги?.. Они ни за что не согласятся принять подарка даже от нее… «Хоть бы устроили те, чтоб на их выигрышный билет выпал славный куш!»
При этой мысли, ей блеснувшей, Орнаева вскочила, ударив себя по лбу.
Это была счастливая идея… Но… есть ли у них билеты выигрышных займов?.. Это еще вопрос. С такими людьми, не от мира сего — все вопрос! Все практические дела им по принципу и на практике чужды… Но это можно поправить — заставить купить… Упросить Майю принять в подарок…
Или еще вернее — попросить старика разменять ей. Сказать, что давно хотела продать… Как-нибудь устроить можно, а тогда, — их дело устроить так, чтоб на этот билет пал выигрыш… Разумеется, первый выигрыш!.. Они это сделают без затруднения, если это для их целей нужно… Разумеется, двести тысяч не Голконда, но…
Орнаева вдруг остановилась, как вкопанная, пораженная не звуком голоса, а скорее сознанием чужого голоса возле или внутри себя.
— Нет! — говорил он: — это не нужно!
И в ту же минуту ей блеснул на камине зеленовато-синий огонек.
Как виноватая, вся холодея внутренне, она подошла, взяла светившееся письмо и прочла его с тяжелым замиранием сердца. Но ничего страшного в нем не оказалось. В нем было всего две строчки:
«Сами пришлем того, кого нужно. Примите гостя, как родного, как неожиданно навестившего вас сына вашего лучшего друга. Имя ему — Карма».
Улыбка успокоения, даже торжества вернулась на лицо ее и, со вздохом облегчения, она прошептала:
— Карма?.. Символическое имя! На их языке — воздаяние… Непреложный закон возмездия!.. Наконец-то!.. Авось теперь наше дело выгорит!
И вновь — эхо ли собственного ее голоса, или, действительно, кто прошептал вслед за нею, но она явственно слышала свое последнее слово, повторенное тоном насмешки:
— Выгорит!
XVIII
Раз утром, встретясь за завтраком, профессор, необыкновенно оживленный, сказал своей дочери:
— Ну, милочка, приснился и мне необычайно яркий сон.
Майя посмотрела внимательней на отца и спросила:
— Что ж за сон тебя так порадовал, папа?
— Да уж и не знаю, право, сном или светлым видением назвать мне свою ночную грезу? — начал рассказывать Ринарди. — Меня посетила богиня!.. Уверяю тебя, милочка, что ко мне нынче спустилась сама Юнона или премудрая Изида. Представь себе… Я даже не сумею точно сказать тебе, как я ее увидел и какой у ней был вид. Знаю только, что я вдруг ощутил возле себя чье-то светлое, желанное присутствие. Я открыл глаза и увидел образ женщины, которую вначале принял за тебя, Майинька. Она стояла на пороге дверей на лестницу в обсерваторию и манила меня вверх, за собою.
— И ты пошел за ней? Послушал ее?
— Без сомнения! Во мне даже ни секунды не было колебания. Столько привета было во взгляде ее, столько повелительности в призыве, что я последовал за ней, как за магнитом…
— Напрасно. Никогда не поддавайся таким видениям… О! эти красавицы-женщины, являющиеся ученым, часто завлекают их в беду… Разве ты не читал…
Добродушный смех отца прервал ее речь.
— О! Девочка моя! Ты меня смешишь. Разве я волен в своих снах?
— Да, если это был только сон. Простой сон?
— Друг мой! Простой иль не простой — разве могу я знать? Ведь я не одарен, как ты… Во всяком случае, выбор действий мне не был дан. Я не мог не идти, пошел и не раскаялся! Ты помнишь зрелище, которое мы с тобою видели осенью, что показывал нам барон Велиар?
— Тсс! Бога ради, не произноси этого имени! Не напоминай мне об этом ужасном человеке! — болезненно-раздражительно отвечала Майя.
— Хорошо, хорошо, дитя мое! Успокойся… Я хотел только объяснить, что то, что мы видели с тобою тогда на одной планете, то самое я увидал, без всякого аппарата, в своем волшебном сне, на всех светилах, покрывавших небо. Вообрази это чудное зрелище!.. Едва я взошел на вышку, я увидал, что
