Ex ungue leonem

рассматривать как чистое ПРЕП, а последовательность ‘кошелек > деньги’ – как ПРЕДВ.

6.1.2. Еще пример. В словарной информации о таком элементе действительности, как ‘остолбенение’, будет указано, что оно имеет пустое место (= валентность) для указания его причины и что требования к этой причине – достаточно общие: это может быть любое ‘очень сильное и неожиданное впечатление’. Другой элемент – ‘ужас’ – предъявляет к заполнителю своей валентности более конкретные требования: это должно быть ‘нечто очень опасное’. Соответственно, последовательность изображений: ‘остолбеневший человек > дуло пистолета, наведенное на него’ представляет собой ПРЕП (ПОДАЧА от подчеркнутого «нуля»), тогда как последовательность ‘человек с гримасой ужаса на лице > дуло пистолета, наведенное на него’ есть ПРЕДВ.

6.1.3. Уточнение. Сказанное только что об определенности требований к заполнителю валентности и соответственно о различии между ПРЕДВ и простым ПРЕП нуждается в уточнении. Определенность требования – понятие относительное. Что ‘остолбенение’ не является ПРЕДВ ‘ужаса’ (т. е. что оно предсказывает его в нулевой степени), не абсолютно верно. Можно сказать, что оно предсказывает его в той мере, в какой ‘ужасное’ есть частный случай ‘очень сильного и неожиданного впечатления’. Говоря тем не менее, что ‘остолбенение’ в качестве ПреХ-а к ‘дулу револьвера’ есть не более чем «нуль», мы исходим из того, что вес, приходящийся на долю ‘остолбенения’ в составе Х-а в целом (‘револьвера’), пренебрежимо мал. Иначе и относительно последовательности ‘пустая комната > входящие в нее персонажи’ (типичное ПРЕП в начале спектакля) можно было бы утверждать, что ‘комната’ вызывает ожидание не неизвестно чего, а именно людей. Однако вес семантического элемента ‘человек, человеческое’ в теме конкретной пьесы настолько мал, что вряд ли стоит говорить, что именно он является объектом ПРЕП. Смысл этого утверждения станет яснее, если сопоставить последний пример с двумя его возможными трансформациями.

(а) Пусть обстановка комнаты такова, что она однозначно указывает, кто является ее обитателем, то есть допускает заполнение своего ‘пустого места’ линь одним конкретным лицом (ср. выше пример из фильма «Леди Гамильтон» – п. 4.3.1). В этом случае комната не может считаться пустым местом, ПРЕПОДНОСЯЩИМ человека вообще, а служит ПРЕДВЕСТИЕМ определенного персонажа. С точки зрения вопроса об относительном весе ПреХ-а в Х-е это значит, что вес признака ‘человек’ в любом конкретном персонаже, как правило, пренебрежимо мал, а вес семантического признака ‘данное лицо’ велик.

(б) Пусть имеется последовательность изображений: ‘голодный и обессилевший человек пробирается через ненаселенную местность > человек пробуждается в пустой комнате’. Здесь, даже если комната предсказывает не больше чем ‘человека, человеческое вообще’, тем не менее имеет место не ПРЕП (от нуля), а ПРЕДВ, поскольку ПОДАВАЕМЫМ элементом является именно ‘человеческое жилье вообще’ (а не жилье конкретного лица) и, значит, вес семантического признака ‘человек’ в теме весьма велик.

Таким образом, способность некоторого элемента, используемого в роли ПреХ-а, служить средством ПРЕП или ПРЕДВ зависит, во-первых, от его словарных свойств (в, так сказать, базе данных) и, во-вторых, от свойств того Х-а, который ПОДАЕТСЯ с помощью данного ПреХ-а.

6.2. ПРЕДВ vs. ВАР

За пределами ПОДАЧИ прием ПРЕДВ часто граничит с ВАР, основанием чего является по определению общее для них отношение неполного тождества, связывающее друг с другом разные манифестации единого тематического элемента. Эта проблема была специально рассмотрена в работе (Жолковский, Щеглов 1977б: 146–149; Жолковский, Щеглов 2012б : 64–66) в связи с характеристикой ПВ ВАР (Наст. изд. С. 173–175). Повторим сказанное там лишь в самых общих чертах.

Многочисленны случаи, когда применяется ВАР через ‘малое’ и ‘большое’, причем ‘малая’ КОНКРЕТИЗАЦИЯ Х-а предшествует ‘большой’.

Так бывает, например, всегда, когда в сцену первого появления персонажа вводятся характерные для него лейтмотивные черты.

Ср. также разговор Журдена с женой о розгах, как в капле воды отражающий его отношение к атрибутам дворянской культуры вообще (ВАР) и будущую сцену посвящения в мамамуши в частности (ПРЕДВ).

Легко видеть, что все подобные случаи ВАР через ‘малое’ и ‘большое’ автоматически подходят и под определение ПРЕДВ. Различение двух ПВ в таких случаях должно руководствоваться следующим существенным различием в выразительных функциях ВАР и ПРЕДВ. Если ВАР служит для умножения и варьирования поверхностных обликов некоторого более глубинного тематического элемента (или комплекса), то ПРЕДВ подготавливает появление некоторого поверхностного элемента с помощью другого столь же поверхностного элемента. Поэтому для ВАР характерно, что общим между двумя наблюдаемыми объектами служит не какой-то внешний признак, а некоторая достаточно абстрактная, тематически ценная величина. В свою очередь, ПРЕДВ имеет тенденцию к внешнему копированию (полному или неполному) конкретного текстового объекта (Х-а). Исходя из этих общих принципов, можно говорить о большей или меньшей степени присутствия ВАР в тех или иных случаях конкретных ПРЕДВ.

Так, разговор о розгах в целом является достаточно представительным отражением типичной «журденовской ситуации», чтобы можно было говорить о ВАР; в то же время присутствие такого поверхностного элемента, как ‘побои’, делает и ПРЕДВ выраженным достаточно специфически, а не только автоматически и формально (то есть в силу наличия ВАР типа ‘малое/большое’).

В качестве примера такого ПРЕДВ, который не может рассматриваться как ВАР, укажем на эпизод гибели человека под поездом в «Анне Карениной».