Общество гуманитариев пело, читало и защищало диссертации, время от времени испытывая нужду в продуктах питания.
Но это считалось для поэтов естественным состоянием.
Как волны накатывались поэты и барды на скалистый берег коммунизма и откатывались, крупно вспененные и шумные, и снова собирались и сочиняли, и снова с грохотом и гулом под овации налетали на скалы грудью, ногами и лицом.
Это было дружное общество борцов с собственным построением социализма.
С коммунизмом боролся каждый.
Кто здесь родился – от первого секретаря до дворника, только что защитившего диссертацию по прозе Лермонтова – все боролись с коммунизмом, этим самым подпирая и укрепляя его и не давая ему упасть.
Все работали после работы и собирали тысячные толпы отдыхающих после отдыха на работе.
Читали и передавали, пели и разучивали.
Тогда стали понимать стихи.
Сложная поэзия Мандельштама перестала быть сложной и запоминалась мгновенно.
Сложнейшие формулы физики были развлечением для слесарей.
А у синхрофазотрона трудились обычные деревенские парни.
Временами по Красной площади ездила артиллерия и ракеты.
И музыка звучала в этот день с утра.
И что-то выбрасывалось, подбрасывалось, выкидывалось в виде булочек и бутербродов.
С песнями и стихами было хорошо.
Еды не было по-прежнему, по-видимому, по-пустому (из грамматики).
Не давалась гуманитариям еда.
Не заполняла она столы и прилавки.
Не давалась одежда.
Что-то надо было продавать.
А песни писала вся страна.
И продать их было трудно.
Особенно за границу в общество потребления.
Там тоже потребляли пищу и не хотели песен.
Там тупо и однообразно вкалывали, усыпая себя вещами и магнитофонами.
Не имея сил петь и сплавляться по горным потокам.
Там построили себе общество неимоверного труда и кровавого спорта, собирая со всех деньги и выплачивая спортсменам.
Там платили за всё, что продавали.
Отчего было много продуктов и товаров, чтобы это всё продавать.
Там не пели просто так хором и в лицо друг другу, там продавали хоры и покупали голоса.
Петь просто так было запрещено.
Физики у них не шутили, а клепали бомбу, секреты которой продавали нам шпионы.
Хотя и были поклонники нашего строя, но оставались там и продавали их тайны.
Наши тайны там шли плохо.
Один автомат, один самолёт.
Стихи не брал никто.
Юмор не переводился.
Шла икра, веками вынимаемая из животов наших рыб.
Там непрерывно изобретали велосипеды, лекарства, транзисторы и Интернет.
Чтобы заработать и продать.
И ещё заработать и ещё продать.
Наши, побывавшие там, возвращались, обвешанные транзисторами, сандалиями, и долго и туманно говорили о свободе и слушали транзистор.
Постепенно привлекательность вещей стала расти, особенно у наших женщин, которые всегда предают тылы мужчин и выбивают из них волю и непреклонность.
Мужчины в ногах валялись у властей, чтоб поехать и привезти вещи и косметику.
Противостояние стихов и косметики продолжалось аж долгих 80 лет, и женщины победили.
