людьми, которые не платят аренду? Будь я богат и имей другие источники доходов, я бы особо не возражал, но арендная плата мне просто необходима, и вообще, дело ведь не в том, что арендаторы не могут платить. Если бы не могли – было бы другое дело. Но почему я должен страдать, если они решили не платить по политическим причинам? Земли в Ирландии распределены так, как они распределены! Все это сложилось несколько веков назад, задолго до моего рождения. И как я могу это изменить и продолжать сводить концы с концами?
– Мистер Парнелл наверняка даст тебе ответ. – Мои мысли снова вернулись к далекой перспективе мести, хотя я пока понятия не имела, как мне это удастся. Я снова улыбнулась.
– Парнелл! – воскликнул Патрик. – Англо-ирландский протестант и землевладелец, как и я. Бог ты мой, этот тип предал свой класс. – Он пристроил последнюю веточку, а уходя из комнаты, добавил: – Не знаю, как там дела у Хью.
Прошло много времени, прежде чем я увидела его снова.
Днем я поспала два часа, а когда проснулась, позвонила, чтобы принесли чай. Я послала горничную по магазинам в Голуэй, чтобы купить материю на два зимних платья для меня, а сопровождал ее Фланниган, который должен был сверить бухгалтерские книги поставщика вин, присылавшего нам невероятные счета. Когда в ответ на мой зов никто не появился, я тут же подумала: в отсутствие Фланнигана все слуги сбежали на ближайшие поминки. Горестно вздохнув, я поняла, в какой мере теперь завишу от Фланнигана, с его тяжелым дыханием и беззвучными шагами.
Поскольку никто на мои крики не откликался, у меня не осталось выбора – только спуститься самой и узнать, что там происходит. Это потребовало от меня немалых усилий, но после отдыха я чувствовала себя лучше, а отеки на ногах почти сошли. Найдя тапочки, я плотно закуталась в пеньюар и спустилась по лестнице.
Никого.
– Теренс! – позвала я. – Джеральд!
Никто из слуг не ответил, и тогда я неохотно пошла по коридору к двери, обитой зеленым сукном.
Кухни оказались пусты. Тут должна была кипеть работа. Я стояла остолбеневшая, вспоминая, как мы с Маргарет увидели кухни брошенными во время голода 1879 года. Брошенные кухни означали катастрофу. Резко повернувшись, я вышла через заднюю дверь в кухонный двор, прошла мимо туалетов, мимо небольшого огорода, по саду к прекрасному газону Патрика.
– Патрик! – крикнула я. – Патрик, где ты?
Ответа не последовало. Светило солнце, и цветы покачивались на ветру. Дальше я идти не хотела – мои тапочки были слишком непрочными, а доктор Кагилл строго запретил всякие упражнения, но и в дом, не найдя Патрика, я не могла вернуться.
Я снова позвала его, а когда никто не ответил, заглянула в оранжереи, с трудом прошла по дорожке к итальянскому саду, заглянула в окна недостроенного чайного домика. Хотела было пойти по аллее азалий, но до нее было слишком далеко, к тому же я не видела причин, по каким он бы мог отправиться в часовню. Ноги у меня снова начали отекать. Понимая, что нужно отдохнуть, я вернулась в дом и прошла в библиотеку в надежде, что он уснул на кушетке.
В библиотеке я его не увидела, но под пресс-папье на столе нашла записку, села и прочла ее. «Сара, я все же решил съездить в Клонарин. Не могу больше сидеть и думать, не случилось ли что-нибудь с Хью. Увидимся позже. П.».
Я долго разглядывала записку. Наконец, почувствовав себя получше, прошла в кухню, закрыла на щеколду заднюю дверь и заперла боковую, ведущую в сад. Потом вернулась в библиотеку, села у окна и погрузилась в долгое ожидание Патрика.
Спустя какое-то время у меня закружилась голова, и я на час прилегла на кушетку. Хотела запереть дверь библиотеки, но ключа не нашла. До меня все время доносились какие-то тихие звуки, – вероятно, возились мыши за стенными панелями. Мыши были вечной неприятностью. Нужно будет попросить еще мышьяка у Маделин.
Постаралась думать о ребенке. Про себя я уже назвала ее Камиллой, но не сомневалась, что Патрик станет возражать. Мы ни разу не сошлись ни в одном имени, кроме Элеоноры, но и в этом случае он сердился, когда я произносила его на американский манер. Но я уже перестала быть американкой до мозга костей. Тринадцать лет назад я покинула Нью-Йорк, а сразу же по приезде приложила немало усилий, чтобы стать настоящей англичанкой. Маргарет рассказывала смешные истории о том, как трудно ей было привыкать к Англии, а мне это далось легко. Трудность Маргарет, конечно, состояла в том, что брак с человеком много старше, чем она, отсек ее от людей ее поколения. Помню, что всегда сочувствовала ей из-за ее брака с пожилым человеком. Ах, насколько же не по адресу направляла я свое сочувствие! Я пыталась вспомнить отца Патрика, но у меня плохо получалось, потому что я видела его очень давно, когда он приезжал в Нью-Йорк. Я тогда была совсем маленькой, но помню кого-то очень высокого – он отбрасывал длинную тень, был недоступный, сильный и далекий. Я почему-то его боялась и так и не смогла понять почему, хотя иногда казалось, что я вижу эту длинную тень на моем будущем, но это не имело смысла, потому что он умер до того, как я вышла замуж.
Я поднялась и подошла к окну. Дом стоял на очень крутом склоне, и над вершинами деревьев я видела озеро, а открыв окно и опершись на подоконник, разглядела дымок в дальнем конце долины. Неужели они поджигают дома? Я не знала. Попыталась вообразить себя ирландской крестьянкой на восьмом месяце беременности, с праздным мужем, тремя детьми и без крыши над головой. Как живут эти люди? О чем думают? Конечно, у них нет надежд на благоустроенную жизнь и у них есть для утешения их религия, но…
