сложилась ее судьба. Лос-Анджелес — город кошмаров и фантазий.
Весь самолет спит. Надо мной витают сотни чужих снов.
Когда я встретил Саманту, мое пребывание в Греции подходило к концу.
В свободное от пьянства время я исследовал тайны древних диалектов для своей диссертации. Впервые мы поцеловались под гудение кондиционеров на крыше моего многоквартирного дома. Над нами полыхало оранжевое небо, негусто посыпанное звездами. Любовь находит красоту в самых обычных вещах — в паре туфель, в пустом бокале, в открытом ящике комода, в трещинках на асфальте.
Вскоре после возвращения из Греции я бросил пить. Не для того, чтобы продлить свою жизнь; воздержание от спиртного позволяло мне продолжать любить Саманту, я как будто становился достойным ее общества.
Мои воспоминания — словно лужи, разбросанные там и сям по поверхности настоящего. Кажется, что события вспоминаются в произвольном порядке, однако на самом деле это не так.
После того как я оставил Саманту в Афинах, я часто просыпался среди ночи — не только потому, что, мы потеряли друг друга, но и потому, что когда мы целовались, я чувствовал только запах спиртного. Настоящий вкус ее губ знает друг детства, будущий муж.
Когда женщина в свадебном платье заплакала, бездомный, искавший пустые банки, выпрямился и положил руку ей на плечо. Между ними стоял полиэтиленовый пакет со смятыми банками. Их было там сотни две, не меньше. Каждой касались чьи-то губы.
Как археолог, я часто задумываюсь о том, каким образом человечество ухитрилось пережить все свои несчастья. Ответ прост: возможность близости с незнакомцами.
Проплыв над вершинами Пелопоннеса, обласканного со всех сторон соленой водой, мы медленно спускаемся к Международному аэропорту Афин. Пассажиры начинают шевелиться, а я уже представляю себе стареньких гречанок во дворах, вывешивающих простыни и нарезающих лимоны. Саманта еще спит.
У входа в аэропорт красуется огромный плакат с рекламой туалетной воды. На нем изображена красивая молодая пара и надпись: «Ты помнишь ее запах?»
Не до конца проснувшись, я воображаю, что пара на билборде — мы с Самантой, и вместо того чтобы сесть в автобус, идущий прямо к ее дому, двор которого взрывается ирисами, ловлю такси и мчусь в противоположную сторону — в Пирей. Выпиваю стакан воды в кафе, нахожу владельца катера и прошу отвезти меня на крошечный необитаемый островок в тридцати километрах к юго-западу. Мы выходим в море, и капитан предлагает мне кусок спанакопиты — греческого пирога со шпинатом и фетой. Когда Саманта делала такой пирог, у нее все было в муке — лоб и щеки.
Мы приближаемся к острову, ветер дует с юга, и я спрашиваю капитана, может ли он высадить меня на северном пляже. Он не понимает, зачем мне это нужно, но соглашается. Когда я прошу подождать меня три часа, морской волк вновь пожимает плечами и закуривает. Из старого радио раздается песня со словами «агапи му» — моя любовь.
Я медленно продвигаюсь к самой высокой точке острова. Через некоторое время кожа на затылке начинает гореть. Смертельно хочется пить, по спине стекают соленые дорожки пота. Я уже бывал на этом острове. Я пил вино в его цветах.
Бреду сквозь пурпурное море нарциссов и маков. Пучки цикламенов зовут меня к вершине. Однажды я сказал Саманте, что древние греки называли цикламен хелонионом, потому что его клубни напоминают по форме черепашек. Она поцеловала меня и ответила:
— Мир смеется цветами.
Когда я достигаю вершины, кожа на затылке и плечах покрывается волдырями. Я приближаюсь к солнцу, и цветы уступают место сухой выжженной траве.
Я падаю на колени, затем ложусь на живот, опустив лицо в багровую пыль, и вижу сбегающий вниз по холму цветочный ковер, постепенно теряющий свою яркость.
Я закрываю глаза и чувствую, как по цветам проносится ветер, пролетевший над морем, впитавший его соленую свежесть, собравший все ароматы этого божественного букета. Когда он долетает до меня и наполняет холодом мою рубашку, я вдыхаю память о Саманте.
Если я улечу домой, не повидав Саманту, то ко времени прибытия моего самолета в Лос-Анджелес она станет замужней дамой. Диана в свадебном платье сядет в автобус, а бродяга продаст собранные банки.
Здесь, наверху, на забытом всеми краешке земли, мне нечего терять, и хотя я боюсь теперь больше, чем когда-либо в своей жизни, мне легко, я свободен, я устремляюсь ввысь.
Цветущие в темноте
