Можешь ждать фол, можешь готовиться, можешь сравнивать с прочими, оставленными позади. Роли не играет. Остаешься только ты сам и боль, жгучая и жгущая, рвущая ногу ржавыми стальными зубами, вгрызающаяся глубже и сильнее… Умеешь терпеть ее… Терпи… И не смотри, не надо, врач есть… нет там двух переломов сразу, нет…
Извинения? Не дождешься, Юра. Ты же предал своих, ушел, когда позвали назад. Больно… Здесь больно, да. Смогу дойти, смогу… наверное… подняться помогите…
– СТОЛА! СТОЛА! СТОЛА!
Что там, пенальти будут пробивать уже? А… ставишь, судья? Надо же, уже не верилось. Ты чего, Игорь?
Масяня оказался рядом, поддержал.
– Бить будете?
О, да он мяч прихватил, красавец…
– Чего ты мне его даешь? Ставь сам и бей.
– В смысле?
Столешников поморщился. Больно все же.
– Ворота семь на тридцать два. Попадешь. А я похромал…
–
Столешников ждал, когда ногу прихватит. Гришко морозил быстро, уверенно. Хорошо… хорошо… Масиков, чего ты там? А… ничего, поставил уже… Бей, давай, Игорь, не тяни…
– ГО-О-О-Л!!!
Небо над Краснодаром треснуло от сорокатысячного крика.
– ГО-О-О-Л!!!
Как они его не задавили, навалившись, напрыгнув сверху, растрепав волосы Игорю?
Масяня, злой, заведенный, показывает кулак гостевой трибуне. Почмокайте, мать вашу, за нашего Столешникова!
– ГО-О-О-Л!!!
Сине-белое плещется по стадиону, прыгает, поет, радуется.
А им еще мяч отыграть надо. И забить. И как?
Да это что такое еще?!
Тафгаи в хоккее лупят друг друга в кровь. Так на то он и хоккей: защита, шлем, остальное. Говорят, футболисты – актеры и симулянты. Ну да, так и есть, по голой груди башкой врубятся – и давай имитировать боль.
Судьи побежали, разнимают… а время тикает. Зоркого повели к бровке, голова разбита, кровь… Да что же такое творится, а?
– Зуев!
Боишься? Бойся. Только встань и иди, играй, конец матча, времени в обрез, иди, пацан!
Сколько же ты можешь бояться, Зуев?
Зуев боялся. Его страх плыл над полем, дрожащий и почти видимый. Вот ушел от голландца, вот заосторожничал, еле справился с кем-то из наших… Зуев…
–
– Помоги!
Бергер обернулся, глазами спрашивал – что, как?
– Туда!
И пальцем на мрачного одинокого Механика. Да, да… Туда нужно ему, да!
Дохромал, наплевав на боль, наплевав на крики Вари, вдруг оказавшейся рядом. Черт с ней, с ногой, заживет, как на собаке!
– Зуев!
Механик услышал, перегнулся, скорчив непонимающее лицо.
– ЗУ-ЕВ!!! Зуев его зовут, понимаешь? Зуев!!! Да помогите же ему!