Светлана наморщилась, подняла глаза к потолку, какое-то время думала, а потом сказала:
– Не знать. Не знать я. Никто на ум не приходит.
Я спросил ее про кошку:
– Правда, что она лизала кровь Арзу и мордочка у нее была вся в крови?
– Да, – отозвалась она. – Я чуть сознание не потерять, такой страх. Вся морда красной стала. Это не кошка, это шайтан. Ей-богу, серьезно говорить, шайтан.
– А где сейчас кошка?
– Я прогнать шайтана из дома, к тому же огреть палкой, – ответила Светлана.
В этот момент я услышал, что Али спускается по лестнице. У него по-прежнему были распухшие глаза, и, казалось, он испытывает вину из-за того, что спит после всего случившегося.
– Я с той ночи глаз не сомкнул, – сказал он извиняющимся тоном, – так что просто выключился.
– Ну конечно. Ты же не в состоянии не спать до конца жизни.
Затем я выразил ему соболезнования, как полагается, и извинился за свое поведение у прокурора.
– Ты меня знаешь, – сказал я, – это у меня болезнь какая-то.
– Я знаю, – сказал он, – я просто растерялся в тот момент и обо всем забыл.
Он задумался и, помолчав какое-то время, продолжил:
– Арзу тебя очень любила. Она говорила, что, когда разговаривает с тобой, чувствует себя очень нужной.
Ему было непросто договорить эти слова, голос его задрожал, и он заплакал. Светлана отправилась в кухню, видимо, чтобы заварить ему чай. Я от всего сердца пожелал, чтобы она поскорей вернулась, потому что не знал, как себя вести с человеком, который так рыдает. Но Светлана долго не шла, и я молча сидел, разглядывая картины. В свете дня они выглядели еще более отвратительными. Снаружи раздался яростный лай Кербероса.
– Я привязал у калитки собаку. Мне пора идти, – объявил я, вставая. Али продолжал сидеть, обхватив голову руками. Когда я подошел к железной калитке, то понял, отчего Керберос лает как сумасшедший. Кошка Арзу хотела вернуться в дом, однако Керберос не давал ей пройти. Кошка шипела. Мне показалось, что я вижу у нее на морде кровь, несмотря на то что прошло немало времени. Кошка вела себя дико. Наверное, она видела убийство. На ее морде застыло хищное выражение. Я подошел к ней и сказал:
– Ты наверняка что-то знаешь!
Она зашипела и на меня и, отступив, выгнула спину. Мы с ней никогда не могли договориться, она не желала устанавливать со мной никаких отношений. В ответ на это я спустил Кербероса с поводка, и он бросился на кошку, но та была очень быстрой и сразу же вскарабкалась на невысокое дерево неподалеку. Керберос бродил под деревом и лаял.
В тот момент мимо дома проходили двое деревенских мальчишек, которые видели эту сцену и начали швырять в кошку камнями. Пара камней достигли цели, кошка вздрогнула, но не упала. Это раззадорило мальчишек, они принялись кидать в кошку все, что попадалось им под руку, не давая той расслабиться. Керберос в это время встал на задние лапы и лаял на нее снизу. Кошка поняла, что долго она не продержится, и, метнувшись с дерева, как молния, одним махом перескочила забор. Мы ее даже рассмотреть не успели. Мой огромный пес растерянно смотрел мне в глаза.
После этой маленькой склоки я направился домой и, переодевшись в домашнюю одежду, засел за чтение. Я взял сразу три книги, потому что уже много дней не читал. Я переворачивал страницы, но в то же время вспоминал тюремную стену с пятнами сырости. Между мной и стеной установилась какая-то связь, я был в этом уверен. Интересно, что она хотела мне сказать? О чем же мог быть наш разговор?
8
Где кончаются истории и начинается правда?
На следующее утро, пока я был наверху у себя в спальне, Хатидже-ханым вновь открыла своим ключом дверь. Я решил, что она никогда не замолчит.
Они с мужем так расстроены, так расстроены, что чуть оба не заболели. А вот сынок их действительно заболел – у него жар, лежит, стонет. Что может такой человек, как я, такой хороший человек, к тому же такой инженер, делать в полицейской машине? Они, вероятно, что-то надумали, раз увезли меня. Но велик Аллах, видит каждого муравья, и меня он увидел, ниспослал милосердие в сердца полицейских, чтобы они быстро поняли – такой истинный эфенди, как я, не может быть замешан в темных делах. А вот она дома приготовила для меня замечательный суп, мне сейчас как раз такой полезен – согреет и исцелит. Если бы я разрешил ей готовить в этом доме, ах, что бы она только не наготовила! Но я же не терплю запаха пищи, совсем не терплю! Ну и что же, это не стыдно, у всех свои привычки. Что это за дом, в котором не готовят еду? Из такого дома и счастье убежит! Все, хорошо, хорошо, она
