джентльмена, приплетая его к вполне заурядной истории отношений двух женщин? Женщин, которые так напоминают грациозных домашних животных, прирученных, но все же гуляющих сами по себе кошек: крадутся на вкрадчивых мягких лапах, трутся о ноги, изгибают спинку – и раз! злобно бросаются на тебя со всем кошачьим коварством. Где же милосердие, так свойственное женскому полу? Доброта? Недаром старый добрый английский язык переводит слово
2
Но все же, все же вернемся в маленькое кафе-стекляшку, что притулилось к огромному моллу, где народ торгует и гуляет, себя показывает и в люди выходит.
В настоящий момент в кафе собрались все основные персонажи этой истории; настал момент истины – основного конфликта, столкновения всех со всеми на одной территории, в одном пространстве. Кто из них представляет наибольший интерес? Зануда Люба, унылая, усталая писательница L? Видимый ею, Любой, и невидимый всеми остальными посетителями Роберт Фрост? Наверняка культурный читатель, любитель поэзии, истории, не желающий верить во всякого рода байки-выдумки, скажет: а подайте-ка сюда истинного поэта! Зачем нам этот фантом, плод воображения истеричной дамочки? Но в том-то и дело, что L вошла в контакт – возможно, вполне возможно – именно с тем самым поэтом…
Здесь же присутствует Нина, писательница N, с интересом наблюдающая за окружающими. Эта Нина тоже крайне интересный экземпляр. У нее всегда собственные планы на уме, задумки, затейливые изобретения хитроумной, сложно устроенной головы.
А еще в кафе присутствуют (что тоже немаловажно, запомните это, дорогой читатель) две девочки лет пятнадцати, сидящие в углу, о чем-то горячо спорящие.
3
Ничто не проходит мимо быстроглазой N. Контролируя ситуацию, она следит за Любой, но также стережет окружающее пространство. Задерживается взглядом на девушках, что пристроились в углу. «Гм… – думает N. – Интересно… Сестры? Не похожи. Любовницы? Нет интимности. Или есть, но новая интимность, мало видимая постороннему взгляду… Странная повадка у той, второй девочки… она словно крадется. Армянка, еврейка? Или латино? Нелегалка, боится находиться среди людей? Что-то в ней есть…»
Та, что заинтересовала писательницу, выше, тоньше; она бледна, задумчива. Ну чем не героиня романа? – думает N. Выглядит утомленной, почти несчастной. Вторая девочка компактна, подобно акробатке на батуте, взлетающей к новым высотам, или гимнастке на бревне, пружинистой поступью, отточенным шагом движущейся к победе. Сгусток энергии. Ей не сидится на месте. Пылко, страстно говорит и говорит, видимо пытаясь что-то доказать подруге, но та лишь устало отмахивается. Нина напрягает свой отличный слух. Если подумать, она напоминает сейчас лису. Куренок кудахчет, еще трепыхается, выражая желание жить, а она уже навострила ушки, мордочка вытянулась, усы хищно щупают воздух. Лисы тоже из породы кошачьих. Нина подслушивает.
– Зачем ты уговаривала меня? К чему это было – бежать из дома?.. Ради чего?
– А ты что, испугалась, да?
– Даже если испугалась… Что теперь будет с нами?
Интересно, о чем они? Нина вспоминает, как сама убегала из дома, от матери. Вспоминает недавнее путешествие в Канаду. Имеет смысл все это записать. Остановиться, обдумать, набрать в компьютер, сохранить для будущих текстов. Разве можно остановиться? Если не писать, то и не жить, так?
4
Путешествие между городами, штатами. Поездка писательницы N в Канаду. Тогда она тоже подбирала будущих персонажей, подмечала детали. В дороге ее укачивало – не надо было есть, можно было обойтись чашкой кофе. Нина ездила в Квебек – отчасти по работе, отчасти чтоб удовлетворить любопытство, жажду путешествий, чтобы увидеть французскую Канаду. Поле, лес, придорожные тростники, акации. Светло-серое небо. Солидные, запыленные грузовики; опять поле, туманный горизонт, провода, провода… Линии электропередач, зеленые щиты дорожных указателей:
При чем здесь Канада? Ах да, дороги.
5
Люба настолько занята собой, что не видит окружающих. Голову склонила набок, руки сложила на коленях. Ее пальцы переплетены, плечи приподняты, торс устремлен вперед – словно в мольбе обращается она к призраку:
– Роберт, я все время думаю о нас. Это какой-то навязчивый сон, бред. Лишь когда я пытаюсь писать, когда возвращаюсь к моему роману, приходит освобождение…
– Ах, человеческий мозг! Удивительный орган. Он включается в тот самый момент, когда по утрам открываются глаза, но выключается в ту же секунду, когда садишься за письменный стол.
Любе приходит в голову, что поэт звучит фальшиво. Но разве не с самого начала, со дня первого знакомства, разве не с самого его появления он говорит именно так, с пафосом, величаво. Она давно обратила внимание на этот пафос, но фальшь продолжает резать слух. Люба так чутка к фальши! Этот
