Не исчезай

любимая Любой Опра, находит она фотографию парадиза – рая земного. Уговаривает мужа поехать посмотреть на необыкновенные озера.

Беспрестанно думает она о девочке по имени Элис. Беспрестанно думает она о Роберте Фросте.

Роберт не приходит. С того самого момента.

Но к чему он Любе, если она и сама теперь творец и от нее зависят человеческая жизнь и смерть?

Она должна написать обо всем – о поэзии, о двух девочках. Разве можно так легко убить девочку Элис? Разве творчество не созидательная деятельность? Нет, возражает себе Люба, где созидание, там и разрушение. Если уж решилась придумывать, додумывать жизнь, не гнушайся никакой ролью. Сама себе творец, сама и палач.

Ее не устраивает такой расклад. Люба против смерти. Даже если смерть – оборотная сторона медали под названием human existence. Экзистанс. «Я сбежала в мои книги, спряталась за буквами, чтобы не знать, не ведать о том, что происходит на самом деле. Действительность меня не устраивает в той форме, которую предлагает жизнь. Мне не то кино показывают! – Люба размышляет: – Может, дело во мне самой и есть другие люди, которым все по фигу? Но я – не они. Я, слабая женщина, хочу переделать мир. Если сюжет требует, чтобы я убила эту девочку, почти ребенка, то… Лучше уж я сама уйду, завяжу с этим делом, брошу писать. Но смогу ли? Может быть, и не смогу. Мне кажется, что это испытание. Если я сумею, буду жесткой, доведу сюжет до его логического конца, то и у меня все будет в порядке, тогда и я смогу кем-то стать. Как это называли советские люди… „состояться“, я смогу состояться. Убить эту девочку – совершить поступок. Воспользоваться возможностью стать другим человеком. Но я не смогу…»

2

– Hyla!..

Любе снится сон. Ей снятся озера, водопады. Она кричит.

– Hyla! – кричит она.

Но о чем этот крик? К кому обращен? Природа дарит ни с чем не сравнимое освобождение от себя. Прекрасный юноша по имени Гилас ушел к источнику за водой и исчез навсегда. Нимфы, очарованные его красотой, распалились земною страстью, и в воды своего прозрачного источника увлекли они юного Гиласа.

Узнав от спутника аргонавта Полифема, что юноша исчез и только последний его крик пронесся над водой, Геракл тут же бросился на поиски, чтобы вернуть оруженосца. Всю ночь блуждал он, но так и не нашел юношу. Никто никогда больше не видел Гиласа.

Отпрыск Амфитриона, чье сердце из кованой меди,
Дикого льва одолевший, к прелестному Гиласу тоже,
К мальчику в длинных кудрях, был жаркою страстью охвачен[103]…

Горным эхом звенят голоса, проносясь над озерами. Или это юный Гилас тщится вырваться из объятий влюбленной нимфы? Или это мать его, нимфа Менодика, дочь Ориона, стенает и ищет сына?

Как все исчезает в этом мире. Настанет ли день, когда не будет и этих озер? Где тот ручей, что клокотал в лесу? Где Роберт Фрост? Кто напишет об этих озерах?

В июне умолкает наш ручей.
Он то ли исчезает под землею
(И в темноту уводит за собою
Весь неуемный гомон майских дней,
Все, что звенело тут на всю округу,
Как призрачные бубенцы сквозь вьюгу),
То ли уходит в пышный рост хвощей
И в кружевные кущи бальзаминов,
Что никнут, свой убор отцветший скинув.
Лишь русло остается, в летний зной…[104]

3

Любе снится сон. Во сне она взбирается по крутым откосам, идет по горным тропам.

– Hyla, Hyla! – кричит она, и крик ее подобен эху. – Слышишь? Ты помнишь тот ручей? Вот и все. Вот и пришел конец этой истории. Прощай! Прощай! Я здесь, я ухожу!

– Какой истории? Не уходи! Ты пока еще мне нужна!

Смешные люди, эти переводчики! Перевели Hyla Brook как «Лягушачий ручей».

Покрытое слежавшейся листвой,
Случайный взгляд его найдет едва ли
В траве. И пусть он не похож сейчас
На те ручьи, что барды воспевали:
Любимое прекрасно без прикрас.[105]

Нимфы прекрасны, но юноша был еще прекрасней.

Роберт ушел, и никто, кроме любопытных туристов, больше не пойдет к ручью, чтоб отыскать у его берегов тень прекрасной и печальной нимфы, тщетно ищущей юношу по имени Гилас.

А Люба… кого она любит, кто нужен ей и кому нужна она? Что может она? Уйти, раствориться в водах горных озер, отдаться падающей воде, вновь и вновь лететь в сверкающих потоках, светиться в каждой прозрачной слезинке утренней росы на листке папоротника.

Девочка Элис, поэт Роберт Фрост, останьтесь. У нее нет сил с вами расстаться навсегда – дописать, додумать, довести до конца историю чужой жизни.

– Hyla, Hyla! Прощай! Я ухожу!

Услышит ли он ее? Свет падает косыми лучами.