– Мэм, а почему вы сюда приехали? Зачем вам это надо? Неужели стихи еще кому-нибудь нужны? – такие вопросы ей задавали постоянно.
Она отвечала. И даже перестала огорчаться, ведь она при этом отвечала и на мучившие ее саму вопросы.
– А это правда, что вы писатель? – Из-за спины рыжего Данкина вышла девочка. На ней был длинный свободный свитер и узкие джинсы. Она ежилась – казалось, ей было прохладно и неуютно здесь. И опускала глаза. Лишь на мгновение она сверкнула ими – жгучими и глубокими, – словно это были не глаза, а провалы в ночь, взглянула Любе в лицо и тут же опустила ресницы на голубизну нижних век. Лицо ее, маленькое и нежное, светилось матовой белизной.
– Как тебя зовут? – спросила Люба. – Я тебя видела раньше? Ты уже приходила сюда?
– Приходила, но это было очень давно… Один раз.
– Как тебя зовут?
– Элис.
– Элис… Здравствуй, Элис…
– Здравствуйте. Это правда, что вы пишите?
– Правда.
– Как это – быть писателем? Расскажите.
– Я не знаю, что тебе рассказать.
– Я тоже… я пишу стихи… я тоже хочу писать, – сказала девочка Элис. – Я думаю, что я тоже буду, как вы. Я буду писать. Как это – быть писателем? На что это похоже?
– Я не знаю, я никогда не была никем другим, – ответила Люба.
2
Роберт, ты где-то здесь есть. Наверное, это судьба – найти тебя и снова потерять.
– Мне кажется, что я бы сейчас задала ему еще столько вопросов…
– Тебе кажется? Ты никогда не знаешь, чего хочешь, Люба.
– Разве женщина может знать, чего она хочет?
– Почему?.. На свете достаточно женщин, которые знают, чего именно они хотят.
– Им так только кажется. Кажется, что хочется любви. Кажется, что хочется денег, детей, одежек, украшений. И все кажется и кажется. И поэтому все хочется и хочется.
– Я не понимаю тебя…
– А разве ты меня когда-нибудь понимала, Нина? Разве ты себя когда-нибудь понимала?
– Ты всего добилась! Твое имя стало известным. Ты получила такую работу… Что тебе еще надо?
– Ты мне завидуешь, дорогая. Просто завидуешь. Кто это сказал? Оскар Уайльд? Что есть две самые страшные вещи в жизни: не добиться того, что хочешь, или же добиться того, что хочешь…
– Так что, ты несчастлива, Люба?
– Счастлива… несчастлива… Женщина – это такая загадка, Ниночка… Женщина, Нина, это плохое, слабое стихотворение, незавершенное, с неточной рифмой… Ну, что я тебе буду говорить?.. Мужчина, он плотский. Он себя знает с младенчества, свое анатомическое, свое второе «я», альтер-эго… А женщина – это такая мистерия.
– Ты про секс говоришь?
– Я про смерть говорю. Мужчина очень рано познает страх смерти. Смерти своего мужского «я». Неизбежную смерть плоти. И примиряется… скорее всего, примиряется.
– Ты хочешь сказать, что невозможен побег из нашей биологии? Тогда ты в хорошей компании. Об этом писал Эрих Фромм.
– Не знаю, не читала.
– Если бы я была на твоем месте…
– Ты на своем месте. Я на моем месте.
– Ты изменилась, Люба.
– Это хорошо или плохо?
– Тебе видней… Тебе-то хорошо или плохо?
– Нина, мне никак. Я все равно не знаю, кто я.
– Что значит «не знаешь»?
– Не знаю. Я много думала об этом. И пришла к выводу, что женщина – это всего лишь идея. Поэтому мы так боимся смерти, так цепляемся за жизнь. Так долго живем.
