запоздалому раздумью»). В 1892 году они обручились. Двадцатилетний Фрост, не сумевший еще получить университетское образование, уже определил для себя: основным занятием его жизни будет поэзия. Поэтому пришла пора жениться. Рассуждал он вполне здраво: чтобы уверенно идти к цели, необходима спутница (ее роль – поддерживать, слушать; она и есть его первая, зачастую единственная ценительница, вдохновительница, муза!). Из этого источника предстоит черпать любовь, энергию, веру. Затем он прославит обоих – себя и ее.
Тем не менее, между ними навсегда осталась некая тайна, недоговоренность. На пороге самостоятельности, будущей совместной жизни, их ожидает размолвка, которая определит тот странный союз, тот организм, что создадут эти двое. Но об этом впереди.
10
Гарвардский университет Фросту закончить не довелось «по финансовым соображениям», поскольку он полностью зависел от деда, оплачивавшего обучение. Роберт, собственно, никогда не сомневался в том, что учиться будет в Гарварде, где учился его отец. Но дед утверждал, что в этом заведении слишком много пьют. Бэл говорила, что среди студентов и профессуры Гарварда непростительно много вольнодумцев, которые могут повлиять на ее впечатлительного сына, что приведет к непредвиденным последствиям. Дед Фроста, Уильям Прескотт-старший, суровый, дисциплинированный, прижимистый житель Новой Англии, утверждал, что университетское образование не всегда может сделать человека успешным. К тому же оно не должно стоить слишком дорого (не надо забывать, что Уильям Прескотт-старший видел причину гибели своего сына, отца Роберта, в разгульной вольной атмосфере Гарварда). Один из учителей Роберта, которым тот восхищался, закончил Дартмутский колледж в Нью-Гемпшире. Фрост подал бумаги в Дартмут и был тут же принят. Он получил стипендию, которая почти полностью покрывала стоимость обучения (что было несравнимо меньше, чем в Гарварде).[23] В Дартмуте юному, избалованному домашним воспитанием Роберту становится скучно; ему не нравится «учебный процесс». Не пробыв там и года, он прерывает обучение…
Роберт так никогда и не получит университетского диплома. Большую часть своей долгой жизни Фрост проведет на обочине общества – среднего класса, карьеры, общепринятой респектабельности, успеха. И одеваться он будет просто. У него сохранятся соответствующие манеры. И лишь немногие посвященные будут знать о том, что он свободно владеет греческим и латинским, что всесторонне начитан, образован. Он будет часто менять место работы, место жительства, дома, города… Большую часть жизни ему придется изворачиваться, зарабатывая на жизнь как придется. Лишь после шестидесяти его финансовые дела придут в относительный порядок. Вся его жизнь – неявное сопротивление общепринятому
Поэзия. Позже он попытается объяснить свой успех с помощью терминологии, заимствованной у той самой капиталистической экономики, которой так чуждался. Свободная конкуренция. Капитализм. Рыночная экономика. Если он добился успеха – значит, система работает. Роберт Фрост – пример меритократического идеала в обществе, основанном на признании личных заслуг отдельно взятого человека. (И все же не забудем, что большая часть его жизни прошла на фоне противостояния двух систем – с революции 1917 года, когда Фросту шел 43-й год, вплоть до «холодной войны», начало которой пришлось на седьмой десяток его жизни.)
В 1897 году он снова будет принят в Гарвардский университет, в виде исключения, на положении особого студента, с особыми привилегиями. Он займется изучением античной истории, философии, латыни, греческого, а затем классиков: Платона, Вергилия, Горация, Овидия… Впрочем, и на этот раз он не закончит и Гарвард – в 1900 году он покинет Бостон, чтобы поселиться в Дерри, штат Нью-Гемпшир. Станет фермером. Не просто фермером, а джентльменом-фермером, получившим классическое образование. Вряд ли широкая американская публика, восторгавшаяся его стихами о природе, знала о том, что народный любимец упорно работал над тем, чтобы научиться свободно читать на греческом и на латыни.
11
Вернемся к упомянутому ранее конфликту – между поэтом и его музой, противостоянию мужа и жены, противостоянию полов, противостоянию поэзии и прозы, взаимопроникновению женского и мужского… Неизбежность любви и борьбы.
В ноябре 1894 года, не сообщив заранее о предстоящем визите, Роберт является в пансион, где живет Элинор. Она учится в Университете Святого Лаврентия (
– Дорогая! – восклицает он. – Мы должны обвенчаться, и как можно скорее.
Возможно, все происходило именно так. Люба представляет, как нетерпеливо теребит Роберт колокольчик у входных дверей. Занимательно домысливать эту сцену. Воображение рисует небольшую комнатку Элинор в пансионе, где-нибудь на втором этаже: дощатые полы, столик у окна, в углу – скромная девичья постель. Если же в ее распоряжении было две комнаты, дверь в спальню Элинор скромно прикрыта. Решительно настроенный Роберт думает только о своих намерениях. Обуреваемый чувствами и планами, он не беспокоится о приличиях. Вот он взлетает по лестнице на второй этаж. Строгая дама – хозяйка пансиона – стоит на пороге; еще не успев запереть тяжелую входную дверь, с любопытством, поджав губы, смотрит она ему вслед, затем, напрочь забыв о манерах, приоткрывает рот. Через несколько мгновений она вспомнит – рот следует сложить в привычную гузку. Любезную полуулыбку, стянувшую тугое кольцо молчаливого неодобрения.
– Почему такая спешка? Роберт, как вы здесь оказались? Я не ждала вас…
