восторгом и усердием прилежной ученицы.
– Он неподражаем, неутомим, – старалась польстить ей Люба, тем самым одаривая Джейн желанным одобрением, отдавая дань спутнику всей ее жизни, на которого та продолжала смотреть с обожанием. Или уже забыла все обиды, раздоры? Возможно, жестокая болезнь стала запоздалым благословением этого союза.
– А как образован и начитан! – добавила Джейн, принимая подарок с благодарностью и очередной любезной улыбкой, предназначенной на этот раз исключительно для Любы.
– Единственный поэт, сумевший превратить ремесло в доходное предприятие, – вот кто такой Роберт Фрост, – начал Джейк.
– Я нашла его стихи в Сети, – воскликнула Эльвира Марковна. – В переводах, в большом количестве.
Джейк внимательно посмотрел на нее и величественно кивнул головой:
– Да, вы правы. Фрост вновь популярен, снова возбуждает интерес не только новым прочтением, но и книгами, которые пишут о нем. К примеру, Джей Парини написал занимательный труд. Господа, наверняка вас, как, впрочем, и меня, интересует вопрос – чем же на самом деле занимателен Фрост, чем он примечателен? А вот чем. Роберт Фрост воспринимал поэзию, язык на том уровне… на уровне…который дан лишь истинному поэту. Поэзия – это всегда свежий взгляд на язык, на жизнь. И Фрост это понимал. Язык Фроста – постоянный, вечный язык; строки его навсегда остаются в сознании, меняя вашу жизнь, как открытие, как новое видение.
– Да-да-да! – воскликнула Эльвира Марковна. – Даже в русском переводе его стихи незабываемы.
– Я рад, что дело обстоит именно так, – любезно отметил ее восклицание Джейк. – Эта милая женщина права – в истинной поэзии даже перевод – хороший перевод! – способен передать гениальность речи поэта. Но вернемся к нашему Фросту. Это был фермер, философ, мыслитель, крайне далекий от политики. Обратите внимание, он поехал в Россию к Никите Хрущеву, но лишь для того, чтобы предотвратить войну, разрешить конфликт. Странная вещь! Он всегда старался держаться подальше от любой политики, это правда. Ненавидел либералов. Но когда Эзра Паунд попал в госпиталь для душевнобольных, госпиталь «Святой Екатерины», он попытался ему помочь. Паунд был фашистом, он поддерживал Муссолини. Парини рассказывает, что в Италии он выступал на радио против американцев и англичан. Предатель и безумец. Элиот, Хемингуэй, Фрост и еще кое-кто пытались вызволить его из госпиталя, ведь это была именно психушка. Они все хотели вызволить «старика Эза» из этой тюрьмы. Но единственный из всех – Фрост – был лично знаком с Эйзенхауэром. Он знал людей из его администрации, знал Шермана Адамса, губернатора Нью-Гемпшира, который потом стал руководителем администрации Эйзенхауэра. Фрост был в долгу у Паунда – Эзра помог ему. Но самое главное – он был одним из основателей поэтического модернизма.
– Мы называем его одним из поэтов-имажистов! – выкликнула мать Любы. Каждый раз, выбрасывая реплики в зал, она приподнималась со своего места во втором ряду, слегка подпрыгивая, как слегка ослабевшая пружинка.
– Да-да, Паунд собрал антологию поэтов-имажистов под названием
– Эзра Паунд крайне мало известен русскоязычному читателю, – вновь зазвенел слегка дребезжащий голосок Эльвиры Марковны. – Возможно, потому, что он был фашистом. Или в связи с его «нестандартный» поэзией. Но имажисты очень повлияли на русскую поэзию. У нас тоже были имажинисты. Им было свойственно праздничное ощущение жизни.
– Да, вы правы, дорогая дама. Надо сказать, что Фрост имел совсем иное видение жизни и, не скупясь, делился им с читателями. Он не был «легким» поэтом, это огромное заблуждение, когда его воспринимают как патриархального, крестьянского поэта, эдакого Дедушку Мороза.
– У нас был Заболоцкий.
– К сожалению, не знаком. Но вернемся к Фросту, к нашему американскому Морозу. Он умер в 1963 году, в том же году, когда застрелили Кеннеди, но до этого рокового события. – Джейк остановился, ожидая, что бойкая русская вставит свои два цента, но она молчала. – Надо сказать, что это Удалл, министр внутренних дел США, предложил кандидатуру Фроста для инаугурации. И Кеннеди сказал: «Что? Этот старый актер, тот, что вечно тянет одеяло на себя? Да они все забудут, что меня только что избрали президентом. На следующий день газеты будут писать только о нем». Так и оказалось на самом деле.
– Он лукавый был старик, этот ваш Фрост, – посмеивается Эльвира Марковна.
– Да, было такое, – вторит ей Джейк. – По сегодняшним стандартам он бы не показался чересчур политически корректным. У него были очень личные убеждения во всем. И выражал он их яростно, отчаянно, закусив удила. Я цитирую Парини: «Демократ, который ненавидел Рузвельта. Поэт труда, но он не желал поддерживать „Новый курс“. Он не был против войн в целом, но выступал против Второй мировой войны. Он поддерживал Айка[56] и Джона Кеннеди. А еще был антикоммунистом, симпатизирующим Никите Хрущеву».
– Тот еще фрукт!
– Хе-хе-хе!
– Почитайте нам его стихи!
Зрители хлопают. Люба ждет, что Роберт появится в зале, подсядет к ней, встанет в дверях или устроится рядом с Джейком. Но его здесь нет.
Джейн ободряюще улыбается. Джейк подтягивается, одергивает пиджак с накладными карманами и начинает декламировать:
– Да, с ночью я воистину знаком…
