Кое-как побрился, оделся, пошел к тестю с тещей. Жарило солнце, асфальт липнул к кроссовкам, а он зябко кутался в куртку. Пошатывался, как пьяный. Мечталось, вернее, виделось как явь: сейчас придет, а там Ольга. Заплаканная, подурневшая, раскаявшаяся в своем поступке. Разорившаяся. Сидит у родителей, снова превратившись в маленькую девочку Олю… Входит Андрей, и она бросается к нему. И он уводит ее домой, в их общий дом…
Только возле двери – стальной, надежной – пришла мысль, что родителей Ольги может не быть дома. И что тогда? Обратно он не сможет дойти. Будет сидеть здесь, на лестнице.
Но они были.
«А, Андрюша, – как послышалось ему, с плохо скрываемой досадой встретила теща. – Проходи, проходи».
«Здоров», – протянул руку тесть, на вид – ставший физиком лирик: сухощавый, в очках, не лишенный дара интересно рассказывать, любящий читать, но и отлично знающий технику, вечно что-то мастерящий, собирающий из рухляди ретроавтомобили, чудны?е самоделки… Рукопожатие его было крепким, шершавым, мозолистые пальцы царапнули мягкую кожу Андрея.
Его провели в большую комнату и принялись успокаивать. Но успокаивали так, что делалось еще хуже и беспросветнее.
«Что ж, случается, что люди не подходят друг другу… Психологи говорят, что есть такое – “пробный брак”, и ничего нет страшного, если он распадется, – шелестел голос Ольгиной мамы. – Ничего страшного, Андрюша… Жизненный опыт… Детей нет, это и хорошо… Ты найдешь еще себе прекрасную девушку, найдешь обязательно!»
«Может, из-за того она и ушла, что детей нет? – рванул душу вопрос, и он перестал слышать голос тещи, редкие реплики тестя. – Надо провериться. Ведь шесть лет мы этим занимались, и ничего… Неужели со мной не так?.. Теперь понятно».
Андрей заторопился уходить.
«Насчет работы, – сказал тесть, – всё по-прежнему. Работай».
«Спасибо, дядь Лёнь…»
«И с квартирой пусть так пока, – добавила теща. – Потом разберемся, что и как».
Да, квартира. Квартира-то совместная. Придется делить… Переезжать… Андрею захотелось опуститься на корточки, прикрыться руками, зажмурить накрепко глаза.
Направился было в поликлинику. Пусть возьмут анализы, выяснят, способен ли он иметь детей. Но по пути свернул к универмагу «Азас», где у Ольги и ее подруг был главный магазин, а в задней комнатке нечто вроде офиса.
Ольга оказалась там. И Андрей ободрился – у родителей выяснил вероятную причину ее ухода, сейчас узнает, так это или нет. Все складывается…
На ее лице появился испуг и сразу сменился сдержанной полуулыбкой. Деловой.
«Здравствуй, – сказала. – Что-то произошло?»
«Произошло?..» – Андрей услышал в своем голосе дрожание.
«Подожди-подожди. Только без истерик. – Ольга поднялась. – Давай лучше выйдем».
По служебному коридору, узкому, с побитым кафелем на стенах, вышли во двор. Ольга закурила тонкую коричневую сигарету.
«Ты курить стала?» – спросил Андрей.
«Иногда… Что случилось? Вещи я заберу в ближайшее время, квартира пока в твоем полном распоряжении».
«При чем тут квартира? У нас ребенок не появлялся… Это из-за меня? Ты поэтому ушла, что я…»
Ольга посмотрела на него с чем-то вроде брезгливого сочувствия. И ответила:
«Нет, не поэтому. С этим, надеюсь, у тебя все в порядке».
«Но почему тогда не получалось?»
Ольга глубоко затянулась сигаретой, уголек стал ярко-красным. Отвела взгляд.
«Я принимала таблетки. И другие средства есть…»
«Зачем?»
«Рано».
Андрей начал было выяснять, в каком смысле рано, кому рано – ей или ему… Но осекся, развернулся и почти побежал.
«Только глупостей не делай никаких!» – наставительно крикнула Ольга вслед.
Открыл дверь, вошел в теплую полутьму – шторы сдвинуты – номера. И такой уютной показалась эта клетушка, что удивился, зачем утром покинул ее, выбрал холод и дождь. Здесь ведь, на этом десятке квадратных метров, тоже Париж. Самый настоящий.
Положил пакеты на кровать. Снял ботинки, мокрую куртку. Затем свитер, джинсы, влажноватые носки. Остался в трусах и майке. Прошелся по свободному пространству между столом и кроватью, чувствуя какую-то детскую легкость. Да, хорошо.
Вспомнилась, нет, будто встала перед глазами его комната. Та, в родительской квартире… Да, у него лет с восьми была отдельная комната. И у сестры тоже. Когда Топкину было лет восемь, им дали трёху в том же доме и том же подъезде, где жили до этого, – одна офицерская семья уехала, и их переселили из двухкомнатки.
