Про девушку, которая была бабушкой

легче, веселее – ходить, дышать, думать, избавиться от морока подростковых комплексов.

– В чем же заключалось разочарование?

– Девочка, с которой я стал дружить, встречаться, оказалась совершенно неинтересной, пресной, серой. С ней было отчаянно скучно. Я не знал, как от нее избавиться.

– Но вы спрашивали ее про письмо, удивлялись тому, что она его написала?

– Мы никогда не говорили, не вспоминали про то письмо. Она не заводила речь, а мне было неловко.

Ира Комарова, я тебя ненавидела всю жизнь, а теперь прошу прощения. Я считала, что ты запрыгнула на мое место, присвоив мои лавры. А ты про них и не подозревала. Живи с миром!

– Наверное, ваша Татьяна Ларина откуда-то передрала послание, из какого-нибудь романа, – предположила я.

– Нет, там были описаны обстоятельства школьные, нашего класса, такое нельзя было списать из книжки.

«Когда во время контрольной или сочинения по литературе ты поворачиваешь голову и смотришь в окно, мне отчаянно хочется стать тем деревом, которое обкорнал наш физрук, и теперь ясень похож на многорукого буду с ампутированными конечностями, мне хочется, чтобы ты также смотрел на меня – спокойно и задумчиво, пусть без восхищения, без любви, только смотрел», – простыми предложениями я не могла высказать свои чувства, только сложными. Гоголь в юбке.

– Вам никогда не приходило в голову, – спросила я медленно, подавляя вспыхнувшую злость и упреки, – что вы ошиблись с адресатом? Что писала совсем другая девочка? И она потом отчаянно страдала, видя, как вы прогуливаетесь под ручку с… – я едва не ляпнула имя своей разлучницы.

– Другая? – переспросил Женя удивленно.

Теперь он растерялся. Это был не опытный следователь, а человек, обнаруживший, что когда-то свалял большого дурака.

– Совершенно другая! – заверила я твердо.

– Возможно. В юности я был еще тем оболтусом.

– Точно! И считали, что все девочки как кастрюли!

– При чем тут кастрюли?

– Горячая крышка и холодная выглядят одинаково. Но если ты схватил холодную, то можно догадаться, что в кастрюле пустота или прокисшее варево?

– Забавное сравнение. Еще чая?

В переводе с русского на русский это означало: вам пора!

– Спасибо! – встала я. – За все! Мне было очень приятно с вами общаться.

– Мне тоже, – сказал Женя, провожая меня к выходу.

Сейчас мы распрощаемся и больше никогда не увидимся? Еще раз случайно столкнуться не вариант. Встретились, поздоровались, как у вас дела? – отлично, а у вас? – у меня тоже – до свидания – всего хорошего. Моих мысленных посланий: «Назначь мне свидание, пригласи куда-нибудь, попроси телефон!» – Женя решительно не улавливал. Беда с этими интеллигентами!

– Рискую показаться нескромной, – остановилась я у двери из квартиры, – но мне хочется вас отблагодарить, куда-нибудь пригласить. Например, в театр. Сейчас, конечно, сезон закончился, но есть один небольшой и не очень известный театр с маленьким залом. Мне понравился их спектакль. Они выкладываются, играют на полную катушку, а не катят на лакированном профессионализме, популярности киношной, как многие заслуженные и народные.

Я проговорила торопливо, за быстротой речи пряча смущение. Женя молчал, раздумывал. Секунды его молчания показались мне часами перед неминуемым позором.

Он ответил чопорно:

– Почту за честь. Но билеты я оплачу.

– Ерунда, – отмахнулась я. – Это ведь не Большой, не Театр Наций, даже не МХТ. Билеты недороги. Но у вас будет возможность сводить меня после спектакля в кафе.

– Договорились.

– Всего доброго, Евгений Евгеньевич!

Я шмыгнула за дверь. Настырных особ вроде меня надо быстро выставлять, пока они не попросились пожить.

Женя вышел на площадку вслед за мной:

– Александра Петровна!

– Да?

– Мы не обменялись телефонами.