Про девушку, которая была бабушкой

говорила, что встретить мужчину после сорока без брюха той или иной величины, нереальная задача. Живота у Жени не наблюдалось, то есть если он и был, то скрывался за рубашкой навыпуск. А глаза? У него были темно-карие, цвета кофе. Я любила их рисовать, радовалась, когда мне подарили набор из ста цветных карандашей, в нем имелся десяток оттенков коричневого. Глаза не могли измениться, я их потом рассмотрю.

«К двум годам глазное яблоко ребенка увеличивается на сорок процентов и растет до двадцати лет, становясь к этому возрасту в полтора раза крупнее, чем у новорожденного. Утверждение, что глаз человека не меняется с рождения, ошибочное», – почему-то вдруг выскочила фраза из моей давней статьи. И еще я вспоминала папу с его нелепой ужасностью, и понимала, что он тогда чувствовал. И поправляла себя: все-таки не до конца понимала. Врезаться во впереди тебя идущую машину – совсем не то, что в парня, которого когда-то любила. Я пыталась прокручивать варианты дальнейшего развития событий, но ничего не получалось. Фантазия работала на полную катушку, но выдавала брак. Я своей фантазии так мысленно и заявила, что она похожа на испортившийся автомат для сосисок, который я однажды видела по телевизору. Вместо упакованных в целлюлозу сосисок автомат плевался фаршем и плёнкой. Фантазия обиделась и заткнулась, точно капризный автор, назло читателям бросивший писать книгу на самом интересном.

Логично предположить, что взволнованные вихри в голове заставили меня хранить робкое молчание. Ничуть не бывало!

Я отчаянно кокетничала:

– Есть много женских уловок, чтобы завязать знакомство. Уронить рядом с мужчиной платочек, сумочку, рассыпать апельсины. Можно также незаметно воткнуть в круп лошади шпильку от шляпы, чтобы лошадь понесла, а благородный муж бросился спасать. Тут, правда, надо быть уверенной, что он раньше имел дело с лошадьми. На худой конец, упасть в обморок. Обязательно – куртуазно, красиво, живописно и трогательно. Но врезаться в человека на полном ходу, калечиться, валяться в грязи!

– Я не настолько самонадеян, – ответил Женя, – чтобы мнить себя объектом интереса девушек. Рассматривайте этот случай как репетицию.

По его тону было понятно, что Женя не подключился к флирту, а просто констатировал.

– Генеральную, по всей видимости, репетицию. Ведь у меня остались еще одна не поцарапанная щека и одно не разбитое колено.

Продолжая обсуждать случившуюся со мной неприятность, сохраняя роли: я – жеманная кокетка, он – благородный старик, мы вошли в подъезд. Женя вызвал лифт.

Консьержка распахнула дверь своего купе-привратницкой и вышла наружу.

– Евгений Евгеньевич?

– Все в порядке, Мария Егоровна.

– Откуда взял, откуда притащил? – бурча по-старушечьи, ответила я на невысказанный вопрос консьержки. – На улице валялась. Не пропадать же такому добру.

Женя рассмеялся и первой пропустил меня в подошедший лифт.

4

Хотя зонт подарила жена, в его квартире женщиной не пахло. Помните, фильм «Москва слезам не верит»? Гоша первый раз оказывается в квартире Кати, оглядывается, просматривает книги на полке и делает заключение, что никакой мужик здесь не обитает. Я же сделала вывод именно по запаху. Женщиной не пахло в прямом смысле слов. Там, где обитает женщина, даже если она не обливается с утра до вечера духами, царят другие ароматы.

Квартира была двухкомнатной. Прямо от входной двери коридор, вся правая стена – стеллажи с книгами, от пола до потолка, слева двери в комнаты. Коридор упирается в ванную, куда мне было предложено отправиться, рядом туалет. Поворот, еще маленький коридорчик и вход на кухню. Женя принес мне вату, жидкость для обработки ран, зеленку, пластырь, полотенце и женский плюшевый халат, от которого пахло вещью, давно пролежавшей в шкафу. Женя сказал, что я могу воспользоваться стиральной машиной, в ней есть функция сушилки. Он пока заварит чай.

Рана на лице представляла собой широкую, но неглубокую ссадину, окруженную отеком, который наверняка превратится в живописный синяк. На этом месте я уже имела подобное украшение. Играла с внучкой, наклонилась над ней, она резко подняла голову и подсветила мне глаз. Другой глаз мне однажды украсил художник. Я доставала с полки альбом Пикассо, а рядом стоял альбом Кандинского, который полетел вниз, прямо на мое задранное лицо, и углом корешка ударил меня в бровь. Василий Васильевич Кандинский, наверное, отомстил за то, что я не очень люблю его позднее творчество. Но я обожаю раннего Кандинского! Иными словами, даже такая домоседка, как я, не застрахована от хулиганских украшений на физиономии. Поэтому нечего сетовать, что на улице, где опасность поджидает на каждом шагу, я заработала очередной фингал.

Бедро и колено я сильно ушибла, но кожу не содрала. Пострадала только ткань на белых брючках, испорченных навеки. Я смыла под краном грязь с блузки и брюк, затолкала их и бюстгальтер в стиральную машину. Трусы стирать не стала. Это уж разврат – в доме незнакомого мужчины и без трусов. Приличия требовали поставить короткую тридцатиминутную программу плюс полчаса одежда будет сушиться. У нас почти час на общение. Я быстро вымылась и, благоухая мужским гелем для душа и шампунем, завернувшись в халат, который, кстати, мне был очень велик, заявилась на кухню.

На лице Жени, когда я вошла, отразилось легкое смятение. Возможно, ему было неловко перед женой, что в ее одежде расхаживает по квартире молодая девица, только из душа, предыдущие события можно легко представить.

– Евгений Евгеньевич, если ваша жена сейчас придет, я позволю подбить мне второй глаз, чтобы доказать, что никакого криминала…