– Конечно! И Любовь Владимировна, и Данька, и Машка.
– Промокашка! Сама ты… Как тебя?
– Шура. В честь тети.
– Не нравится! – повторила Марина.
– Боюсь, ничем не могу помочь.
– Правильно, бойся!
Марине не хотелось уходить. Внутренний голос подсказывал ей, что здесь нечисто. Наши внутренние голоса способны навести панику, посеять тревогу, но никакой конкретики, уточнения, деталей от них не добьешься. Они как заунывный вой плакальщицы, застрявшей на одной ноте.
Кстати, о плаче. О женщинах, которые легко плачут, говорят, что у них слезы близко. О тех вроде меня, что в трогательные моменты в книге или в кино не вытирают мокрых щек, следовало бы сказать, что у них слезы далеко. Но такого выражения, кажется, нет. Эти женщины не заслуживают отдельной характеристики.
О счастливых переменах в жизни сына я узнала по телефону. Данька позвонил и сказал, что у него две новости: одна хорошая, а другая еще лучше. Он женится и у него будет ребенок. Вечером приведет невесту знакомиться. Слов у меня не нашлось, только невнятное бульканье. Положив трубку, я разрыдалась. Далекие запасы слез вырвались наружу.
Это случилось десятого в девять пятьдесят пять. К приходу Марины, запасы слезной жидкости еще не исчерпались. Марина бросила сумки на пол, порывисто обхватила меня. Со стороны объятия двух толстушек, наверное, смотрятся потешно, ведь они не могут положить головы друг другу на плечи, да и длины рук не хватает, чтобы сойтись на спине.
– Александра Петровна, миленькая! Да что же это! Крепитесь! – причитала Марина. – Ах, вы моя дорогая. Кто? Кто?
Марина хотела узнать, кто умер.
– Нет! Нет! – сквозь рыдания выкрикнула я.
Марина решила, что отрицание – это мое нежелание, неспособность принять удар судьбы. Марина усилила хватку, пытаясь захватить меня за шею, прижать мою голову к своей груди (я ей когда-то озвучила теорию о психотерапевтических возможностях ее бюста). Марина чуть не задушила меня.
– Данька, Данька… – я пыталась вырваться и навести ясность.
Марина уронила руки и завыла. Жутко, по-звериному, задрав голову.
У меня мгновенно прекратилось слезоизвержение:
– Вы неправильно поняли! Успокойтесь! Все в порядке, все живы и еще лучше. Данька женится, и у него будет ребенок. Я плачу от счастья.
Марина уставилась на меня безумным взглядом, схватилась за сердце:
– Какая радость! – прохрипела она.
Пришлось накапать ей лошадиную дозу валерьянки. Отпаивать чаем. У Марины так дрожали руки, что она не могла работать. Я совершенно убеждена, что эмоциональный пароксизм случился из-за резкого перепада, от ужаса к радости. В противном случае Марина была бы лучшим из лучших утешителей.
Наконец, она ушла и булок не оставила. Десять раз повторила, что это все ей не нравится, и она так не оставит. Выждав полчаса, я позвонила на сотовый Марине. На меня обрушился град вопросов, где я, что со мной и даже: «Вы точно живы?» Заверив Марину, что племянница настоящая, не прохиндейка, не аферистка, я надеялась поставить точку. Но не тут-то было.
– Александра Петровна, вы всего не знаете! Вы не видели! Ни в какой институт она не поступает. На столе ни учебников, ни тетрадок. Я таких абитуриенток повидала. Приезжают в Москву и зарабатывают сами знаете каким местом. Накупила дорогих тряпок. Маникюр и педикюр, если в дорогом салоне, тысяч семь рублей не меньше.
Я заплатила семь пятьсот плюс чаевые.
– Марина, не говорите глупостей!
– У нее под глазом фингалище! Понятно, с какими клиентами дело имеет. И от нее несет перегаром!
В стремлении уберечь меня от неприятностей, Марина переусердствовала и опустилась до вранья. Кроме запаха нечищенных зубов, от меня ничем не могло пахнуть. Синяк я активно лечила тремя мазями, и он стал уже светлеть и желтеть.
– Девочка упала, оступилась, несчастный случай, – пыталась я вразумить Марину.
– Я ж и говорю – падшая. Может, я с соседями поговорю? Спрошу, приводит ли клиентов? Путь присмотрят. Оглянуться не успеете, а в квартире бордель.
– Я вам решительно запрещаю! Никаких соседей! Вы меня слышите? Решительно!
– Ой, у вас роуминг! До свидания, Александра Петровна! Скорее приезжайте, – и отключила связь.
После развода, который равняется тяжелой операции на сердце, у меня было два замечательных, но бесперспективных романа и одна половая дружба.
