предложение, я подумала: а какого черта? Почему бы нет?
– За тебя! – Я поднял бокал. – Надеюсь, ты очень счастлива.
Терри сделала еще один глоток и откинулась на подушки. Как я справедливо предположил, расслабившись, она отключила защиту, и вскоре я узнал то, что и так уже подозревал, а именно: что не слишком она счастлива. Более того, я оказался бы в непростом положении, если бы мне пришлось свидетельствовать, будто она счастлива. Донни был намного старше ее, а поскольку оба мы уже добрались до конца пятого десятка, ему, должно быть, не меньше семидесяти. И денег у него оказалось меньше, чем он ее убеждал. «И мне это очень обидно, и хуже всего, у него было две дочери, которые не хотели слезть с его шеи».
– В каком смысле?
– Названивают все время, хотят его видеть. Я знаю, что, когда он уйдет в мир иной, деньги достанутся им.
На это трудно было что-либо ответить. Ничего предосудительного нет в том, что дочери хотят видеть отца, и, конечно, после его кончины они ожидают получить деньги. Это не означает, что они его не любят.
– По крайней мере, они не рассчитывают на деньги раньше, чем он отойдет в мир иной, – попытался пошутить я.
– Ты не понимаешь! – категорично замотала головой Терри. – Эти деньги нужны мне. Я их заработала.
Сейчас она была уже совсем пьяна, и немудрено, если вспомнить, сколько шардоне, мерло и «Джека Дэниелса» она отправила за вечер в свою вместительную глотку.
– Я уверен, он планирует и тебе что-то оставить. Почему бы не спросить его прямо?
– Он планирует отдать мне пожизненный доход с половины своих денег, который после моей смерти перейдет к его дочерям.
Странным было только то, что эти слова произносились так, словно описывали некое противоестественное преступление, хотя такое завещание мне показалось в высшей степени разумным и даже щедрым. Так далеко зайти я не осмелился, заключив, что хотя и знаю Терри, но Донни мне незнаком, так что он не вправе полагаться на мою помощь. Я решил ограничиться тем, что спросил:
– Но это не то, чего ты хочешь?
– Черт, еще бы! – Терри потянулась к бутылке и долила себе бокал. Взгляд ее упал на одну фотографию в рамке, стоящую среди других таких же на полках за баром. Это было фото седовласого пожилого мужчины с двумя молодыми женщинами по бокам. Все улыбались. – Сучки! – с затаенной злобой произнесла Терри и свободной рукой повалила фотографию лицом вниз. Фото звучно ударилось о дерево, но непонятно было, разбилось стекло или уцелело.
– И вы женаты четыре года? – наугад спросил я в попытке вырулить на более безопасную почву. К сожалению, характер моего поручения не позволял мне избежать разговоров о личной жизни Терри.
– Ага.
В ее бездонную глотку отправился очередной глоток «Джека Дэниелса».
– Когда вы проживете вместе подольше, он, может быть, что-то изменит.
– Четыре года с Донни – это огромный срок, поверь мне.
Что меня всегда забавляет в таких людях, как Терри, а я повидал их немало, – это их абсолютная вольность в обращении с моральными вопросами. Мы с вами знаем, что она дошла до отчаяния, кропая свою ужасную инфорекламу и едва надеясь когда-нибудь начать новую жизнь. И тут появляется славный и одинокий пожилой человек, и Терри решает выйти за него замуж в надежде унаследовать все, на что не имеет никаких прав, и чем скорее, тем лучше. Потом узнаёт, что он намерен оставить свое состояние двум своим горячо любимым дочерям, и это, безусловно, те люди, которым и должно по праву достаться наследство. Они тоже нежно привязаны к Донни, и, не считая того, что наверняка ненавидят мачеху, в остальном вполне нормальные, разумные женщины. Тем не менее Терри и подобные ей способны извратить эту простую историю какой-то порочной логикой и, глядя на нее через осколок кривого зеркала в глазу, перераспределяют роли в этом мире, ставя себя в положение тех, кто имеет право жаловаться. Это они благородные оклеветанные жертвы бесчеловечной системы. Это они достойны жалости. По идее, они должны понимать, что живут во лжи, но не подают вида, и обычно друзья и знакомые рано или поздно им уступают, сперва делая вид, что принимают их сторону, а в конце зачастую искренне веря, что эти люди в своем праве. Моя система ценностей, однако, выдержала эту атаку. Мне даже захотелось прямо на месте написать Донни и выразить свою поддержку.
Мои размышления были прерваны резким голосом Терри, который вернул меня к реальности.
– Ну вот посмотри! – выкрикнула она вместо предисловия. Мне явно собирались представить еще один пример возмутительных убеждений Донни, с большей частью которых я уже заранее был согласен. – Он даже собирается оставить какую-то сумму Сьюзи. Напрямую. – Она сделала паузу, чтобы подчеркнуть неслыханную несправедливость этого решения. – Но не напрямую мне. А мне – пожизненный доход! – Терри с гадливостью выговорила эти слова и торжествующе покивала, как будто рассказала уморительный анекдот.
Донни начинал нравиться мне все больше и больше. Намного больше, чем его жена.
– Сьюзи ведь его падчерица.
– Смешно! – Терри закатилась деланым смехом.
