– Садись быстро! – прошипела она.
Я сел. Но отсрочка оказалась лишь временной. Не успели мы отъехать, как Филип, игнорируя крики оператора, пошел напрямик между начавшими двигаться машинками. Фразу «соблюдение техники безопасности» в те дни еще не изобрели.
– Если ты хочешь от меня сбежать, можешь даже не надеяться! – бросил он Люси с ухмылкой, которую, видимо, считал сексуальной. – Нам суждено быть вместе!
Пока она собиралась придумать ответную колкость, мы вдруг резко остановились. Нас ударил в бок один из братьев Тремейн, рядом с которым сидела хихикающая спутница, и мы, чуть не сломав спину, оказались в хаотичном потоке машин. Филип захохотал и неспешно пошел обратно к краю площадки.
Люси Далтон будет занимать на этих страницах довольно существенное место и поэтому заслуживает представления, хотя, по-моему, она не слишком сложный персонаж. Как и Серене, Люси незаслуженно достались все блага мира, но на более скромном уровне, и это менее отдаляло ее от жизни обычных людей. Людям со стороны трудно отследить различия в статусе и благосостоянии членов привилегированной, вызывающей всеобщую зависть группы, но эти различия существуют, с какой бы башней из слоновой кости ни приходилось иметь дело. Чемпионы по футболу, каждый богаче Мидаса, прекрасно знают, кто в их кругах заслуживает зависти, а кому следует посочувствовать. Кинозвезды легко отличают среди своих тех, кто не сделает карьеры, и тех, кто продержится на плаву еще много лет. Простой публике само предположение, что одному миллионеру стоит завидовать меньше, чем другому, покажется претенциозным и элитаристским, но для членов клуба эти градации реальны, и если попытаться понять, что движет тот или иной мир, эти различия тоже необходимо принимать во внимание. Так было и у нас. Хотя к 1960-м годам сама идея сезона уже подвергалась критике, в нем принимала участие более узкая группа людей, чем было бы в наши дни, если бы кому-то хватило глупости попытаться его возродить. Можно сказать, что мы находились где-то посередине между избранным обществом довоенных лет и непритязательным миром 1980-х. В наш круг входили и те девушки, которые не соответствовали бы требованиям представления их при дворе, если бы оно существовало, но им давали это понять. Внутренний круг пополнялся из традиционных источников. И в нем легко было увидеть, кому повезло больше, а кому меньше.
Люси Далтон была младшей дочерью баронета, сэра Мармадьюка Далтона, чей предок получил титул в начале XIX века в качестве награды за службу короне на какой-то мелкой должности. Семья до сих пор владела солидным поместьем в Саффолке, но усадьба сдавалась в аренду еще с 1930-х, и после войны там открылась подготовительная школа для девочек. Мне кажется, сами Далтоны были вполне рады жить в доме для вдовствующей матери семейства, из которого над вершинами деревьев можно было мельком разглядеть остатки их былого величия, пусть и окруженные пристроенными классными комнатами и площадками для игры в лакросс. Иными словами, вид был далек от идеального.
Как гражданин современного мира, сейчас, на исходе зрелых лет, я прекрасно понимаю, что воспитывалась Люси в исключительно привилегированных условиях. Но большинство людей сравнивают себя только с людьми в обстоятельствах, сходных со своими, и я хотел бы попросить у читателя снисхождения, когда скажу, что, принимая во внимание время, в которое происходили события, для нашей компании происхождение Люси не казалось столь уж примечательным. Ее семья, с не слишком громким титулом и уютным вдовьим домиком, жила примерно так же, как все мы: в доме приходского священника, в усадьбе, в загородном доме, но главное различие существовало между теми, кто жил обычной жизнью, и теми, кто жил, как наши семьи до войны. Эти немногие уцелевшие аристократы были нашими боевыми знаменами, символами лучших дней, нашими признанными лидерами. Имея в своем распоряжении лакеев и пышные гостиные, они представляли волшебную противоположность нам, остальным. Отцы у нас пошли работать, а матери научились готовить… хотя бы немного. Мы считались «обычными» людьми, а они – «богатыми», и лишь много лет спустя я задумался, так ли это. В свою защиту могу сказать, редко кто осознает, что жизнь, которую он ведет, – образчик экстравагантности или сибаритства. Подобные эпитеты заслуживают лишь те, кто намного богаче нас, и Люси считала себя лишь более или менее состоятельной.
Я находил ее жизнелюбивой, милой, хотя и не красавицей, приятной, но не обворожительной. Мы познакомились за год до того, случайно оказавшись в одной компании на благотворительном балу, а когда начался сезон и выяснилось, что мы оба в нем участвуем, то невольно потянулись друг к другу, как притягивает людей к любому дружескому знакомому лицу в новой и не слишком увлекательной обстановке. Пожалуй, Люси бы мне понравилась, если бы я с самого начала повел себя аккуратнее, но если у меня и был шанс, я упустил его, позволив нам стать друзьями – неизбежное противоядие серьезным мыслям о романтических отношениях.
– Что за человека ты нам навязал? – спросила она, яростно крутя руль, чтобы избежать очередной шутливой атаки автомобиля лорда Ричарда.
– Не припомню, чтобы я его кому-то навязывал.
– Навязал, что уж. Не успел он пробыть здесь и двадцати минут, а уже четыре девушки записывали его адрес. Как я понимаю, он не от мистера Тауненда?
– Вряд ли. На той неделе я прихватил его с собой к Питеру, и в первое мгновение мне показалось, что нас обоих выставят.
– А зачем ты прихватывал его с собой? С чего ты стал его покровителем?
– Я и не знал, что я чей-то покровитель.
Люси посмотрела на меня с сочувственной улыбкой.
Может быть, неосознанное стремление искупить вину перед Джорджиной, превратив ложь в правду, заставило меня собрать группу гостей на ужин,
