На этот раз она, ахнув, захихикала, и в комнате окончательно появилась прежняя Дагмар.
– Помню ли я его? – переспросила она. – Как я могла его забыть, ведь наши имена оказались связаны навсегда!
Я рассчитывал на другой ответ, и это замечание меня удивило. Неужели я не заметил романа, о котором знали все остальные?
– Правда?
Дагмар удивленно посмотрела на меня. Ее явно изумляло мое тугодумие.
– Помнишь мой бал? Когда он уложил Эндрю Саммерсби? И увеличил счет примерно на две тысячи фунтов? Немалые тогда были деньги, я тебе скажу!
Но воспоминание не рассердило ее. Напротив. Я это видел.
– Конечно помню. И помню твои попытки убедить всех, будто он был приглашен. Я был от тебя в восторге!
– Безнадежное дело, – кивнула Дагмар. При мысли о том давнем подвиге она улыбнулась, как маленький озорной эльф. – Моя мать жила в каком-то фантастическом королевстве, существующем только в ее голове. Она считала, что если позволит одному молодому человеку, который безупречно вел себя весь вечер, остаться до конца, не имея приглашения, то мир рухнет. Из-за ее негибкости мы выглядели смешно.
– Ты смешно не выглядела.
– Правда? – Она покраснела от удовольствия. – Надеюсь!
– Как мама? Я так всегда боялся ее…
– Сейчас бы не испугался.
– Значит, она жива?
– Да, жива. Можем встретиться с ней, если у тебя будет время прогуляться после обеда.
– С удовольствием, – кивнул я.
Разговор на время утих, и стало слышно, как где-то бьется в окно заточенная между стеклами пчела, знакомое жужжание с глухими толчками. Не в первый раз я почувствовал, как странно беседовать с людьми, которых когда-то хорошо знал, а теперь не знаешь вовсе.
– Она должна быть довольна, как у тебя сложилась жизнь, – произнес я совершенно искренне.
Великая герцогиня так решительно намеревалась устроить для дочери блестящий брак, что Уильям Холман наверняка явился для нее сокрушительным разочарованием, несмотря на то, насколько нужна была тогда эта женитьба. Ни великая герцогиня, ни все мы и думать не могли, что Холман добьется такого положения, затмит перспективы всех свободных наследников 1968 года.
Дагмар задумчиво на меня посмотрела.
– И да и нет, – проговорила она.
Не успел я ничего на это ответить, как в комнату вошел Уильям, протягивая мне руку. Он выглядел лучше, чем я его помнил, – высокий и худощавый, а из-за седеющих волос он казался моложавым блондином.
– Как я рад тебя видеть! – воскликнул он, и я заметил, что его голос за это время, как ни странно, изменился больше, чем лицо. Стал более напористым, словно Уильям выступал перед советом директоров корпорации или залом деревенской усадьбы, где собрались благодарные арендаторы. – Как твои дела?
Мы пожали друг другу руки и обменялись обычными банальностями про то, сколько воды утекло, а Дагмар тем временем принесла мужу выпить. Подняв бокал, он посмотрел внутрь:
– Лимона разве нет?
– Выходит, что так.
– А почему?
Притом что я был почти чужим для него человеком, несмотря на наши взаимные заявления о радости встречи, тон, которым Уильям обращался к супруге, звучал странно и неприятно-суровым.
– Должно быть, они забыли купить.
Дагмар говорила так, словно заперта в камере с жестоким преступником и пытается привлечь внимание охраны.
– Они? Кто это «они»? Кого ты имеешь в виду? Это ты забыла попросить их купить лимоны. – Уильям устало вздохнул, опечаленный столь жалкими способностями своей жены. – Ну ладно. Не важно. – Сделав глоток, он недовольно сморщил нос и снова повернулся ко мне. – Итак, что привело тебя сюда?
Я рассказал про благотворительный вечер, поскольку о подлинной причине, естественно, распространяться не собирался. Холман смотрел на меня с таким выражением, какое бывает у людей, выслушивающих на улице истории попрошаек о своей тяжелой судьбе.
– Конечно, это замечательное дело, как я и сказал Дагмар, когда впервые о нем услышал, и я тобой безмерно восхищаюсь, что ты им занимаешься… Тем не менее я думаю, оно не для нас. – Он сделал паузу, ожидая, что я отвечу: «Да, конечно, я все понимаю», но я ждал, без комментариев, пока он не почувствовал, что пора пояснить. – Я не хочу, чтобы Дагмар была заложником своего происхождения. Безусловно, ее семья занимала весьма заметное
