Вошла в квартиру миссис Де Витт, воспользовавшись ключами, которые она мне дала. Дин Мартин уже стоял в боевой стойке в коридоре, всем своим видом демонстрируя настороженность.
– Добрый вечер, молодой человек! Не желаете ли отужинать? – предложила я, совсем как его добрая знакомая, которой нечего опасаться, что у нее сейчас вырвут кусок мяса из щиколотки.
С деланой уверенностью я прошла мимо Дина Мартина на кухню, где, пытаясь расшифровать полученные инструкции, отмерила нужное количество вареного цыпленка и собачьего корма, уместившегося на тыльной стороне ладони, после чего положила корм в собачью миску, придвинув ее ногой поближе к псу:
– На! Ни в чем себе не отказывай! – (Мопс, озабоченно наморщив лоб, угрюмо уставился на меня выпученными глазами.) – Кушай! Ам! – (Он продолжал мрачно таращиться.) – Не хочешь есть, да? Ну и не надо.
Я вышла из кухни. Мне еще предстояло определиться со спальным местом.
Квартира миссис Де Витт была вполовину меньше апартаментов Гупников, но и маленькой ее точно не назовешь. Просторная гостиная с окнами от пола до потолка, выходящими на Центральный парк, была декорирована бронзой и дымчатым стеклом, совсем как некогда культовый ночной клуб «Студия 54». В столовой, обставленной более традиционно, стояла покрытая пылью веков антикварная мебель – свидетельство того, что помещением давным-давно не пользовались. Дальше шли кухня – сплошной меламин и пластик, – подсобное помещение и четыре спальни, включая хозяйскую с примыкающими к ней отдельной ванной комнатой и просторной гардеробной. Краны в туалетах и ванных, еще более допотопных, чем моя у Гупников, извергали неконтролируемые потоки брызжущей во все стороны воды. Я обошла квартиру с молчаливым почтением, которое невольно испытываешь, впервые оказавшись дома у малознакомого человека.
В хозяйской спальне у меня невольно перехватило дыхание. Вдоль трех стен на мягких вешалках аккуратно висела одежда в пластиковых чехлах. В гардеробной – в этом буйстве красок и тканей – полки на стенах были сплошь заставлены сумками, шляпными картонками и обувными коробками. Я медленно обошла гардеробную по периметру, осторожно трогая пальцем изысканные ткани, время от времени отодвигая вешалку, чтобы получше рассмотреть какой-нибудь наряд.
Причем одежда была не только в этих двух комнатах. В сопровождении недоверчиво трусившего следом мопса я обошла еще две спальни, обнаружив в длинных шкафах с системой кондиционирования воздуха очередные запасы одежды: развешанные рядами в два яруса платья, брючные костюмы, пальто и боа. На фирменных этикетках значилось: «Живанши», «Биба», «Хэрродс» и «Мейсис», а на обувных коробках – «Сакс Пятая авеню» и «Шанель». А еще там были вещи с этикетками незнакомых мне фирм – французских, итальянских и даже русских, – относящиеся к различным временны?м периодам: аккуратные деловые костюмы а-ля Жаклин Кеннеди, струящиеся туники, жакеты с накладными плечами. Я заглянула в шляпные коробки, где обнаружила не только шляпки-таблетки и тюрбаны, но и огромные солнцезащитные очки в нефритовой оправе и изящные нитки жемчуга. Поскольку вещи не были сложены в каком-то определенном порядке, я просто запускала руку в коробку и вытаскивала наугад первое попавшееся, разворачивала папиросную бумагу, щупала ткань, вдыхала густой кисловатый запах старомодных духов, восхищалась старинным кроем и рисунком.
Свободные пространства над полками были увешаны вставленными в рамки эскизами одежды, обложками журналов за 1950–1960-е годы с сияющими угловатыми моделями в психоделических платьях-шифт или в совершенно невероятных платьях спортивного покроя. Забыв обо всем на свете, я только через час сообразила, что так и не подыскала себе кровати. И в результате остановила свой выбор на четвертой спальне, где стояла односпальная кровать 1950-х годов с резным ореховым изголовьем, заваленная разрозненными предметами одежды, и шкаф с комодом из того же мебельного гарнитура. Здесь я обнаружила еще четыре вешалки для одежды, более стандартные, типа тех, что можно увидеть в примерочных, а также бесчисленные коробки с аксессуарами: с бижутерией, ремнями и шарфами. Убрав все лишнее с кровати, я легла, и матрас тотчас же провалился подо мной, как все продавленные матрасы, но мне было все равно. Я словно лежала в платяном шкафу. И впервые за все эти дни забыла про свою депрессию.
По крайней мере на одну ночь я оказалась в Стране чудес.
На следующее утро я покормила и выгуляла Дина Мартина, стараясь не обращать внимания на то, что он трусил по Пятой авеню под странным углом, непрерывно косясь на меня, словно в ожидании какой-нибудь засады. Затем я поехала в больницу к миссис Де Витт, чтобы заверить старушку, что с ее деточкой все в порядке, если не считать того, что он постоянно настороже и готовится к худшему. Поэтому я решила не говорить, что единственный способ заставить его хоть немного поесть – это натереть ему в еду пармезана.
Я с облегчением увидела, что к миссис Де Витт вернулся более-менее человеческий цвет лица, хотя странно было видеть ее без макияжа и прически. Миссис Де Витт действительно сломала запястье и теперь ждала операцию, после которой ей предстояло остаться в больнице еще на неделю вследствие, как они это назвали, «осложняющих факторов». Поскольку я не была членом семьи миссис Де Витт, в более подробной информации мне наотрез отказали.
– Ты сможешь присмотреть за Дином Мартином? – Лицо миссис Де Витт сморщилось от волнения. Похоже, благополучие мопса было единственным, что ее заботило в мое отсутствие. – Может, они разрешат тебе заглядывать ко мне в течение дня, чтобы проверить, в порядке ли он? Как думаешь, Ашок сможет его выгуливать? Дину Мартину ведь так одиноко. Он не привык быть без меня.
