верить. – (Он буквально впился в меня взглядом.) – Я уже устала повторять! Это не мое.
– Мы с тобой были вместе совсем недолго. Бoльшую часть времени каждый из нас был сам по себе. Я не могу…
– Не можешь – что?
– Понимаешь, это одна из тех самых ситуаций. Ведь если рассказать об этом приятелям в пабе, они на тебя посмотрят типа: ну ты попал, приятель…
– Тогда не говори со своими треклятыми приятелями в пабе! Лучше слушай, что
– Лу, хотел бы, да не могу!
– В чем твоя чертова проблема?
–
У меня в глазах закипели слезы. Я смахнула их ребром ладони, понимая, что наверняка размазала по щекам вчерашнюю тушь, но мне было наплевать. Когда я смогла говорить, мой голос стал низким, резким, совсем чужим.
– Повторяю еще раз. Я ни с кем, кроме тебя, не сплю. Если ты мне не веришь, я… Ну, тогда я не знаю, что ты вообще здесь делаешь.
Он не ответил. Но мне показалось, будто ответ уже витал в воздухе:
– Ладно, я должен идти.
Мне больше нечего было ему сказать. Я сидела на кровати и наблюдала за ним, чувствуя себя совершенно опустошенной и одновременно взбешенной. Я молчала, пока он одевался и бросал оставшиеся пожитки в сумку. Он повесил сумку на плечо, подошел к двери и обернулся.
– Счастливо долететь, – сказала я без улыбки.
– Я позвоню, когда доберусь до дому.
– Хорошо.
Он подошел и поцеловал меня в щеку. Я даже не подняла глаза, когда он открыл дверь. Он еще немножко постоял на пороге и ушел, беззвучно закрыв за собой дверь.
Агнес вернулась домой в полдень. Гарри забрал ее в аэропорту, и она приехала странно подавленная, словно поездка оказалась неудачной. Поздоровалась со мной, не снимая солнцезащитных очков, небрежным «здравствуй» и заперлась в своей гардеробной комнате, где просидела следующие четыре часа. Она появилась, приняв душ и переодевшись, только к чаю и встретила меня вымученной улыбкой, когда я вошла в ее кабинет с законченной доской настроений. Я рассказала о цветах и тканях, она рассеянно кивала, явно не слушая, о чем речь. Дав ей спокойно выпить чая и подождав, когда Илария спустится вниз, я закрыла дверь кабинета. Агнес подняла на меня глаза.
– Агнес, – спокойно сказала я, – мне нужно задать вам странный вопрос. Это вы бросили тест на беременность в мусорное ведро в моей комнате?
Она растерянно заморгала. Затем поставила чашку обратно на блюдце и поморщилась:
– Ах это! Да, я как раз собиралась тебе сказать.
Я почувствовала, как злость, словно желчь, подкатывает к горлу.
– Вы собирались мне сказать? А вы знаете, что мой парень нашел этот чертов тест?!
– Твой парень приезжал на уик-энд? Как мило! Вы хорошо провели время?
– Да. Пока он не нашел в моей ванной использованный тест на беременность.
– Но ты ведь сказала ему, что тест не твой?
– Агнес, я все сказала. Но как ни смешно, мужчины почему-то всегда начинают говниться, когда находят в ванной своих подружек использованный тест на беременность. Особенно если подружка живет за три тысячи миль от них.
Она помахала рукой, будто желая развеять мои сомнения:
– Ой, ради всего святого! Если он тебе доверяет, все будет нормально. Ты ведь ему не изменяешь. Нельзя быть таким дураком!
– Но почему? Почему нужно было оставлять тест на беременность в моей комнате?
Агнес замерла. Потом огляделась по сторонам, точно желая удостовериться, что дверь кабинета плотно закрыта. Внезапно ее лицо стало серьезным.
– Потому что, если бы я оставила тест в своей ванной, Илария непременно его нашла бы, – призналась она. – А я не могу допустить, чтобы Илария видела подобные вещи. – Она всплеснула руками, словно удивляясь моей непроходимой тупости. – Леонард совершенно однозначно заявил, когда мы поженились: никаких детей. Основное условие нашего соглашения.
– Неужели? Но это неправильно… А вдруг вы захотите их иметь?
Она поджала губы:
