Усевшись на край кровати, он зевнул и сладко потянулся, лениво встал, сделал несколько шагов и понял, что готов уснуть прямо здесь, на полу; веки слипались, его неудержимо тянуло вниз. Гельмут опустился на колени, держась рукой за кровать, опустился на пол, прижавшись лицом к холодному паркету, и снова закрыл глаза.
Да какая же это кровать, это койка в поезде Москва — Брянск, я уснул от жары, и мне нужно выйти на станции Калинова Яма, подумал он.
Размеренно стучали колеса, поезд усыпляюще качался, и скоро его должен был разбудить проводник.
Господи, что за чепуха снилась все это время, надо открыть глаза и сделать глоток холодного чая, который стоял на столе, да, наверняка стоял — он помнил, что на столе должен стоять подстаканник, бутерброд, минеральная вода, деньги.
Как же жарко.
Он разлепил глаза и увидел, что лежит лицом в холодной и мокрой траве.
По коже бегали мурашки. Пахло сырой землей. Была ночь, и вокруг щебетали птицы.
Задрожав от холода, Гельмут поднялся и сел на траву. Спать больше не хотелось. С огромным трудом он вспоминал обрывки того, что было до этого: гостиница, какая-то чертовщина с Кестером (господи, откуда здесь Кестер?), прыжок из окна, да, прыжок из окна, прямо в эту холодную траву.
Он огляделся вокруг и понял, что сидит посреди небольшой поляны в лесу, и над ним черное и чистое небо, усыпанное звездами. Среди деревьев далеко впереди мелькали огни костров, мелкие человеческие фигуры, несколько маленьких изб, едва различимых в отблесках огня. В щебетание ночных птиц стали вплетаться и другие звуки. Это были человеческие голоса — мужские и женские, протяжные, звонкие, они поначалу были еле слышны, а потом стали громче, и они стали сливаться в песню. Ее слова были сперва совсем неразборчивы, но затем Гельмут прислушался и стал понимать, о чем поют эти люди. Ой, то не вечер, то не вечер, Ой, мне малым-мало спалось, Мне малым-мало спалось, Ой, да во сне привиделось. Мне во сне привиделось, Что мне малым-мало спалось, Мне малым-мало спалось, Ой, да во сне привиделось. Мне во сне привиделось, Что мне малым-мало спалось…
Давным-давно в детстве Гельмут слышал эту песню от русских крестьян, но слова ее, кажется, были несколько другими. Он наконец встал, отряхнул с рубашки и брюк грязь и пошел в сторону огней.
Пение становилось все громче и отчетливее. Подойдя ближе, Гельмут различил в отблесках пламени лица белокурых девушек в просторных светлых платьях, кудрявых парней в расписных рубашках и седобородого старика, сидящего на крыльце избы, подперев подбородок палкой.
Когда он вышел из рощи, люди перестали петь и уставились на него с удивленными лицами.
— Ты откуда такой? — полюбопытствовал высокий русоволосый парень в широкой рубахе вишневого цвета.
— Я? — Гельмут растерялся. — Я из Калиновой Ямы.
— А сюда зачем пришел? — Парень уткнул руки в бока и нахмурился, остальные же молча смотрели то на него, то на Гельмута.
— Случайно, — пробормотал Гельмут. — Честно говоря, я не помню.
— Квасу тамошнего перепил, небось? — насмешливо сказал парень, и девушки вокруг него захихикали.
— Или пирожков с мясом переел? — подхватил другой, темноволосый и в желтой рубахе.
Девушки вновь засмеялись. Старик равнодушно смотрел на Гельмута и улыбался одним краем губ.
— Ладно, хрен с тобой, — махнул рукой парень в вишневой рубашке. — Звать-то тебя как?
— Олег, — машинально выдал Гельмут.
— Врешь, — ответил парень, глядя ему в глаза. — Ну да ерунда это все. Я Иван. Кстати, я тоже вру, но можешь называть меня так.
— Его Петр зовут! — засмеялась одна из девушек.
— Не Петр, а Павел! — захохотала вторая.
— Всю жизнь его Николаем называли! — крикнула третья, и все они расхохотались.
— Зачем пришел-то? — продолжил Иван. — Песня понравилась?
— Просто пришел, — буркнул Гельмут. — Если хотите, уйду.
— Да ладно уж. Прости, люблю посмеяться. Нам про тебя дед рассказывал, — голос Ивана вдруг стал серьезным.
— Что? Какой дед?
— Глаз у тебя, что ли, нет? Вот он, на крыльце сидит.
Старик, сидевший на крыльце, вновь усмехнулся в белую бороду.
— Дед говорил, что придет человек, который заблудился здесь и кое-что ищет. Что же ты ищешь?
Гельмут посмотрел на деда, на Ивана, на стоящих вокруг девушек, на костер.
— Я не знаю, — ответил он.
— Знаешь! — крикнул вдруг дед с крыльца. — Но не помнишь. Это нехорошо. Вспоминай.
«Что я ищу? Что за вопросы? Как я могу здесь что-то искать? — подумал Гельмут. — Черт, да что я вообще здесь делаю?»
— Я действительно не помню, — признался он.
Дед нахмурился.
