– Чего? – переспросил Гарри Баллард.
Фред нервно сглотнул.
– Нет, ничего, – торопливо сказал он. – Я просто… – Он опустил глаза в кружку с пивом и повторил: – Ничего.
Баллард поглядел на Пикока, тот пожал плечами.
– Лу, как поживают твои оранжерейные цветы? – решил сменить тему Фред.
– Прекрасно. – Низкорослый садовод кивнул. – Просто прекрасно.
– Вот и хорошо, – кивнул в ответ Фред. –
Он прикусил язык и зажмурился.
– Как ты сказал? – Лу оттопырил ухо, чтобы лучше слышать.
Фред торопливо отхлебнул пива и закашлялся.
– Ничего, – снова сказал он.
– Нет, что ты там ляпнул? – настаивал Гарри, судя по улыбке рассчитывающий услышать веселую шутку.
– Я… я сказал, что в гавани больше пятидесяти судов, – угрюмо объяснил Фред.
Улыбка исчезла с широкого лица Гарри, теперь он смотрел на приятеля с недоумением.
– Какая еще гавань?
– Я… это просто шутка, – как можно непринужденней ответил Фред. – Я слышал ее сегодня утром, но забыл, чем все кончается.
– Ага. – Гарри вернулся к своему пиву. – Ясно.
Какое-то время они молчали. Затем Лу спросил Фреда:
– Ты закончил на сегодня?
– Нет, нужно еще убрать кабинет математики.
– Жалко, – кивнув, ответил Лу.
Фред смахнул пену с усов.
– Вот скажите, – решился наконец он, – что бы вы подумали, если бы однажды проснулись и заговорили по-французски?
– А что, кто-то заговорил? – покосился на него Гарри.
– Нет, никто, – поспешил откреститься Фред. – Просто… я хотел сказать, предположим. Предположим, что кто-то… ну хорошо, кто-то вдруг понял, что знает такие вещи, которых раньше не знал. Понимаете, о чем я? Просто знает, и все. Как будто знал с самого начала и это всегда сидело в его голове.
– Какие вещи, Фред? – спросил Лу.
– Ну… историю, всякие языки… О разных книгах и живописи, об атомах и… элементах. – Он пожал плечами так резко, будто его передернуло. – Что-то вроде этого.
– Чего-то я тебя не пойму, приятель, – сказал Гарри, потеряв надежду услышать что-нибудь смешное.
– Ты хочешь сказать, он знает то, чему не учился? – спросил Лу. – Так?
В голосах у обоих слышалось что-то странное – сомнение, настороженность, сдержанность, словно они боялись изменить своим убеждениям.
– Я просто предположил, – отмахнулся Фред. – Ладно, забудьте. Не стоит об этом говорить.
В тот вечер он выпил только одну кружку и ушел рано, сославшись на то, что должен еще убрать кабинет математики. И все время, пока Фред в молчании орудовал шваброй и тряпкой, он пытался понять, что же с ним происходит.
Когда он холодным вечером вернулся домой, Ева поджидала его на кухне:
– Хочешь кофе?
– Не откажусь, – кивнул он, но как только она поднялась со стула, у него вырвалось: –
Ева с хмурым видом уставилась на него.
– Я хотел сказать, – перевел он, – сиди, Ева, я сам приготовлю.
Пока они пили кофе, он рассказывал о своих переживаниях.
– Это выше моего понимания, – признался он. – Это… страшно в каком-то смысле. Я знаю много всего, чего раньше не знал. Понятия не имею, откуда это приходит. Ни малейшего представления. – Он плотно сжал губы. – Но я знаю все это. Определенно знаю.
– Значит… Теперь не только французский? – спросила она.
Фред озабоченно кивнул:
– Намного больше. Например… – Он поднял глаза от чашки. – Вот, послушай. Основной прогресс в получении быстрых частиц был достигнут при
