Клиент в первый раз за все это время поднял безжизненные глаза и посмотрел на себя в зеркало.
– Да, – медленно проговорил он. – Так лучше.
Будто во сне он поднялся с кресла, и Джо пришлось обойти вокруг, чтобы снять с него полотенце и полосатую накидку.
– Да, сэр, – машинально согласился Джо.
Клиент зашаркал к двери, по-прежнему держа руки в карманах пальто.
– Эй, постойте! – сказал Джо с удивленным выражением лица.
Клиент медленно обернулся, и Джо проглотил комок в горле, заглянув в его окруженные темными обводами глаза.
– Доллар пятьдесят, – неуверенно проговорил Джо.
Безжизненный, немигающий взгляд остановился на нем.
– Что?
– Доллар пятьдесят, – повторил Джо. – За стрижку.
Клиент еще мгновение смотрел на Джо. Затем нерешительно, словно сомневался, что ищет там, где надо, опустил взгляд на карманы своего пальто.
Медленным, судорожным движением вытащил руки из карманов.
Джо оцепенел. Затем охнул и попятился, завороженно глядя на белые руки с длинными, выступающими почти на дюйм ногтями.
– Но у меня нет денег. – Клиент раскрыл ладони.
Джо не слышал даже собственного дыхания.
Раскрыв от изумления рот, он смотрел, как сквозь кожу на ладонях клиента сыплется черная земля.
Он стоял, не в силах даже пошевелиться. А клиент повернулся, прошаркал к двери и вышел из парикмахерской.
Потрясенный Джо выглянул на залитую солнцем улицу.
Он долго еще стоял с побелевшим лицом и смотрел, как клиент, прихрамывая, медленно удаляется в сторону банка на Атлантик-авеню.
Кошмар на высоте 20 000 футов
– Пожалуйста, пристегнитесь, – вежливо попросила его стюардесса.
И почти сразу же над входом в передний отсек зажглась надпись «Пристегните ремни», а чуть ниже – безапелляционное требование не курить. Уилсон глубоко затянулся, торопливо вытолкнул из себя дым и раздраженно вдавил окурок в пепельницу на подлокотнике кресла.
Снаружи один из двигателей зашелся в чудовищном кашле, выплюнув в ночной воздух облако дыма, которое тут же распалось на куски. Фюзеляж задрожал. Выглянув в иллюминатор, Уилсон увидел белое пламя, рвущееся из гондолы двигателя. Вскоре кашель сменился ревом, и сейчас же лопасти пропеллера бешено завертелись. Уилсон нехотя подчинился бортовым правилам и пристегнул ремень.
Теперь работали все двигатели самолета, и голова Уилсона подрагивала в такт с фюзеляжем. Он сел прямо, уставившись в спинку переднего кресла, а «Дуглас» модели DC-7[14], разрывая ночной воздух выхлопами моторов, стал выруливать на взлетную полосу.
У начала взлетной полосы самолет остановился. В иллюминатор было видно залитое светом здание аэропорта. Уилсон подумал, что завтра в полдень он, принявший к этому времени душ и переодевшийся, будет сидеть в офисе очередного делового партнера и обсуждать с ним очередную заманчивую сделку, которая, впрочем, ничегошеньки не изменит в истории человечества. Эта мысль подняла в нем волну недовольства.
Двигатели перешли в режим разогрева, предшествующий взлету. Уилсон раздраженно выдохнул. И без того громкий рев моторов сделался оглушающим. Звуковые волны точно палками лупили по ушам. Он открыл рот, словно хотел выпустить наружу проникающий в голову шум. При этом глаза страдальчески остекленели, а кисти нервно сжались в кулаки.
Уилсона подбросило в кресле. Он подобрал ноги, и тут кто-то тронул его за руку. Он резко повернул голову и увидел стюардессу, встретившую его у трапа. Стюардесса смотрела на него и улыбалась.
– С вами все в порядке? – спросила она.
В реве двигателей Уилсон едва расслышал слова. Он сжал губы и возбужденно замахал рукой, будто прогонял женщину. Та улыбнулась еще лучезарнее. Затем улыбка погасла, и стюардесса ушла.
Самолет покатился по взлетной полосе. Вначале медленно и сонно, как громадный неповоротливый бегемот, воюющий с собственной тяжестью. Потом
