— И что ты мне, Свинук, можешь припаять?
— Незаконное ношение оружия, угрозу убийством… И это только начало твоих, уголовно наказуемых, деяний.
Полицейский с Пакетом прибрал револьвер мафиози и дерзко крикнул:
— Глотай воздух свободы, Михал Михалыч! Вряд ли в обозримые двадцать лет ты им будешь дышать!
— Ты кто такой!? – встал в позу шеф.
— Он – мой напарник по фамилии Свинятин.
— Родственнички, твою мать! Вся ментура – родственнички… — укоризненно проворчал Михал Михалыч.
— Мы не родственники, — поправил Свинятин.
— Мы просто работаем вместе, — подтвердил Свинук. Он посадил мафиози на травку, закурил сам и разрешил закурить пленнику. Слабо шевелящегося Ливера полиция не тронула: может, не заметила, а может, он им был и не нужен.
Свинятин вызвал патрульный экипаж и занялся церковным сторожем.
Спустя 24 секунды
— Вы — Амбарыч?
— Я…
— Я — мент Свинятин. Моя должность называется: младший опер столичной уголовки, — парень показал красную книжечку. – Вообще-то, мы с напарником приехали специально к вам. Чувак… которого вы ударили сегодня утром – он … навсегда превратился в труп.
— Я потихоньку ударил! – вознегодовал Амбарыч.
— Уголовный Кодекс не поощряет бздёж… – зачем-то отметил Свинятин. – Вы грохнули бандюга Гориллу, которого надо было грохнуть ещё лет пятнадцать назад… Поэтому не сцыте, мы со Свинуком вас отмажем! Но это потом, а сейчас мне надо взять с вас показания.
— Какие-такие показания!? – взъерепенился сторож.
— Я опишу всю хренотень, что здесь случилась. А вы – подпишите. Чувак, что хотел вам отстрелить яйцо – это Михал Михалыч, главарь столичной Мафии. Идейный вдохновитель двух сотен убийств, организатор наркотрафика, владелец полусотни подпольных борделей, главный поставщик левого спирта, половой извращенец и садист. Ну, это чтобы вы прониклись правильно…
Амбарыч насуплено слушал и проникался.
— …Будет предварительное следствие с выносом мозга, — со знанием дела рассказывал полицейский. – А потом случится суд над Михал Михалычем и его братвой, куда вы придете в качестве свидетеля! И вынос мозга на следствии нервно курит в стороне, глядя на суд…
— Погоди, Свинятин! – страстно перебил «православный активист». — Не надыть суда! Давай я просто врежу Михал Михалычу от души! Он отправится на Небеса и пусть Господь сам разбирается с его душой. А?.. Ведь даже ребёнки знают, что земной суд неправеден!
На физиономии Свинятина «добрый полицейский» и «злой полицейский» сыграли в известную игру:
— Господь Михал Михалыча осудит, но после нас, Амбарыч… Кстати, вы сам под колпаком и отмазать вас от вашего же трупа – это надо постараться! Как ни тасуй, но Гориллу грохнули вы!
Служка сжал праведные кулачищи:
— Горилла первым полез! Он пнул меня по правому помидору! Их была целая бригада богохульников!.. Все – богохульники! И Михал Михалыч богохульник! И вы со Свинуком…
Младший опер понял, что перегнул палку. Наверняка палку вообще не стоило гнуть в случае с таким Персонажем, как сей мужичок.
— Забудьте о богохульниках, Амбарыч! Тогда будете на свободе!.. Спокойней, ага?.. — миролюбиво заголосил Свинятин. — Между прочим, отец Серафим не может на вас нахвалиться! Именно благодаря его просьбе мы и берёмся вас отмазать!
К храмовой калитке подъехал и посигналил патрульный экипаж. Свинятин почти бегом cдёрнул за ограду.
Амбарыча обуяла недоумённая задумчивость. Или давайте напишем так: Амбарыча обуяла задумчивая недоумённость. Он разжал кулачищи и засунул бороду в штаны-трико:
— Чего ж тогда отец Серафим постоянно меня ругает?.. Или он лицемерит и говорит не то, что думает?.. А лицемерие – это богохульство в чистом виде…
