– Жесть, – выдохнул Рябой.
– Такого не бывает, – согласился Николс.
– Ну а мне же вообще мгновенно залечил рану, так что тут еще медленно, – напомнил Сусел.
– Что там? – поинтересовался Стольник, который по понятным причинам не мог увидеть свою спину.
– У тебя рана почти затянулась и продолжает сейчас на глазах затягиваться, – объяснил Рябой.
– Наверно, потому, что я молока выпил, – предположил Харитон, опуская футболку и садясь обратно за стол.
– Я не знаю, что сказать, братва, – подвел итог Рябой. – Но считаю, что он какой-то подопытный, сбежавший с научно-исследовательского института.
– Если вообще человек, – поддакнул Сусел и, ощерившись, спросил: – Может, ты, парниша, из какого комикса нарисовался?
– Да человек он, – отрубил Николс. – Раны-то и внутренности у него, как у человека.
Все испытующе посмотрели на Стольника. Тот в ответ смотрел на них, не зная, как отвечать и как реагировать.
– Тем не менее ты теперь один из нас. Ты наш подельник. Да? – с нажимом спросил Сусел.
Стольник задумался, а потом ответил:
– Я не совсем понял, чем вы занимаетесь, но мне это не нравится. Думаю, я сам по себе.
Бандиты настороженно переглянулись.
– Слушай, Стольник, – прокашлявшись, обратился к нему Николс. – Понимаешь, мы, по сути, просто противники сложившейся системы контроля. Государство ставит нам ограничения и заставляет работать, чтоб забирать с нас налоги, этим делая рабами. Рабство – это плохо, понимаешь? Мы хотим жить свободно, чтоб нас никто не ограничивал, и хотим делать, что пожелаем. Поэтому нам приходится нарушать законы государства. А нас за это пытаются догнать и убить. Мы не можем позволить себя убить, это неправильно. Понимаешь?
Стольник думал. Он чувствовал, что рабство – это плохо, что сопротивляться ему – это правильно. Позволять себя убить действительно нельзя. Похоже, то, что говорил Николс, – это действительно правда. Быстрей бы досмотреть сны о титанах. Может, тогда он сможет понять, что такое хорошо, а что плохо.
– Ты же с нами на пути к свободе? – испытующе посмотрел на него Николс и протянул раскрытую ладонь. – Или ты раб?
Раб – это плохо. В дурдоме разрешали гулять иногда, а рабов совсем не выпускают гулять и заставляют работать. Работать принудительно – это плохо. Надо работать ради чего-то хорошего.
– Рабом я быть не хочу. Я хочу быть свободным, – задумчиво произнес Стольник.
– Вот мы и живем свободой и ради свободы. Значит, ты с нами? – демонстративно протягивая ладонь, спросил Николс.
Харитон понял, что от него ждут рукопожатия, и ответил.
– Теперь ты с нами! Пока мы вместе, мы – неодолимая сила! Каждый отдельно мы как палец, сжатые вместе, мы – кулак! – решительно сказал Николс и поднял руку со сжатым кулаком вверх.
Харитон поднял вытянутую руку к небу, заслонив солнце, и сжал ее в кулак. Ему это что-то смутно напоминало. Точно! Салют титанов!
Затем все бандиты пожали Стольнику руку, зафиксировав договор.
Хозяйка принесла большую кастрюлю и водрузила ее в центр стола, налила четыре тарелки супа и поставила перед ними. Следом на столе появились копченое мясо, черный хлеб, малосольные огурцы и бутылка самогона.
– Кушайте, сыночки, набирайтесь сил, для вас старалась. Куллама – башкирский суп. Наваристый получился, кушайте на здоровье.
– Это надо, давайте набираться сил. Спасибо, мать. Приятного аппетита, пацаны, – подытожил Николс.
– Похоже на борщ с тестом, – попробовав, решил Рябой.
– Или на бешбармак с капустой и морковкой, – согласился Николс.
– Вкусно-то как, – с наслаждением хлебнув супа, постановил Сусел. – Ничего вкуснее в жизни не ел.
– Ну, это понятно, ты всего второй день живешь, – хмыкнул Николс, и все засмеялись.
Вся четверка дружно хлебала обжигающее варево. Ел и Стольник, вспоминая, что похожее блюдо, хотя менее наваристое и менее ароматное, он уже ел в дурдоме – в единственном пока месте, о котором он мог вспоминать более-менее отчетливо. Там тепло, комфортно, спокойно и кормят хоть не особо вкусно, но регулярно.
Он еще раз посмотрел на солнце сквозь ладонь и сжал ее в кулак. Что же это значило?
Глава 23. Пристрелка
