Невозможно…
Хаддин изменился потом, стал таким тихим-тихим. Думаю, отец нашел способ надавить на него. Запугать.
«Ты просто глупая девочка, – говорил Хаддин. – Ты очень красивая и очень глупая девочка, не понимаешь, из-за чего мужчины могут убивать друг друга. Это все из-за тебя! Потому что ты ведешь себя так, как не подобает вести приличной девочке».
Из-за меня. На самом деле.
Если бы Эрнан выстрелил в Хаддина, все могло бы сложиться иначе. Страшно думать об этом, но я предпочла бы, чтобы в живых остался другой брат.
Ингрун вдруг отвернулась, мне показалось, на ее щеке сверкнула слеза.
– Я не могу осуждать тебя за то, что ты ранила Исара, – сказала она. – Ты защищала человека, который тебе дорог. Я понимаю. Я не питаю к тебе добрых чувств, но и винить не могу. Я знаю, как это бывает. Однажды такое было и со мной…
Ингрун замолчала, потом вздохнула, повернулась ко мне.
– Я не хочу говорить об этом. Просто хочу, чтобы ты знала – я не виню тебя. Иногда, проявив слабость, мы становимся причиной других, еще больших жертв, – Ингрун качнула головой. – Ты знаешь, что у Хаддина не могло быть детей?
– Нет.
Я просто глупая девочка. Я не знала ничего.
– Хаддин был мертв, – сказала Ингрун. – И это зашло слишком далеко. Мертвое не может породить жизнь. Его первая жена, Ллейшон, не могла родить ему детей не потому, что с ней было что-то не так. А потому, что было не так с Хаддином. Гаран не его сын.
– А чей?
– Не могу сказать наверняка. Думаю, Гаран твой брат. Вряд ли Майлог допустил бы, чтобы Маргед родила от кого-то постороннего. Он знал правду. Твой брат – наследник, так или иначе, это было бы наилучшим решением. Если бы Майлог прожил дольше, возможно, Хаддин вообще не стал бы королем. Третий сын. Возможно, Майлог отказывался жениться второй раз, опасаясь, что мы потребуем его третьего сына себе. А так все знают, что это сын Хаддина.
Ходили слухи, что мой отец умер не своей смертью. Я уже не удивлюсь ничему. Впрочем, это больше не имеет значения.
– А теперь я хочу спросить главное. Обернись, – в глазах Ингрун сверкнули ночные звезды, словно слезы. Она кивнула в сторону Эрнана, сидящего на камнях. – Скажи, правда ли этот человек дорог тебе?
– Да, – сказала я, не сомневаясь.
– Я хочу, чтобы ты поняла все правильно, Луцилия. Может случиться, что со временем Эрнан станет таким же, как твой брат. Может случиться так, что у вас не будет детей. И тебе с ним будет тяжело. Он любит тебя, но даже это может уйти, останется лишь желание обладать тобой, как вещью. Ты должна знать это заранее.
– Может случиться? А может, и нет?
Эрнан старательно смотрел в сторону, пересыпая песок из одной ладони в другую. Он ведь тоже все это понимает. И чувствует куда лучше меня, ему никуда от этого не деться. Я могу передумать и уйти, а он нет.
Каково жить с этим?
– Может, и нет, – сказала Ингрун. – Сейчас невозможно сказать. Пока я не вижу серьезных изменений в нем. Они есть, но время может все сгладить. Это не зашло слишком далеко. Пока. Но все же, когда я расставалась с ним шесть лет назад, он был еще мальчишкой, и этих изменений не было совсем. Он едва успел заглянуть в колодец Темного, по ту сторону, я вытащила его сразу. Тогда я думала, что он будет жить как жил, словно ничего не случилось. Но когда я увидела его снова, после того, как он вернулся сюда с армией, я поняла, что изменения есть. Во многом здесь виновата война. Те раны, которые он получил в бою. Какие-то из них могли бы быть смертельными. Ты же видела шрамы? Могли бы быть, но не стали. Ты слышала, о нем говорили, что он неуязвим? Это отчасти правда. Когда возвращаешь душу в тело, приходится… как бы это лучше сказать? Приходится привязывать ее. Даже если сделать это сразу, все равно остаются узелки. Связь становится крепче, душе не так просто оторваться и улететь. Но если разрушается тело, то разрушается и душа. Человек меняется.
Мне сложно было все это осознать.
– Его нельзя убить? Совсем? Даже без кольца?
– Нет, – Ингрун улыбнулась. – Можно, конечно. Любая серьезная рана убьет его, как и любого другого. Душа оторвется и улетит в Табер, как бы крепко не привязывали ее. Но у него всегда гораздо больше шансов выжить, побороться за свою жизнь.
– Но разве это плохо?
– Это сохраняет тело, но убивает душу. Нельзя получить все сразу. Он меняется. Сначала незаметно. Но это накапливается, словно снежный ком. Все больше и быстрее, и однажды уже не остановить, – Ингрун нахмурилась, вздохнула. – Когда он прыгнул с обрыва к тебе… Без всего этого, даже с печатью Таррена на пальце, он бы умер. Кольцо не способно защитить от такого удара, его сила не так уж велика.
– От яда и от ножа в спину, – тихо сказала я. – Но хороший удар может переломать кости.
