сколько самому себе, скреплялся похоронным рыдающим ритмом.
Уитман засуетился.
– Иона! – Калека как будто не знал, нападать или бежать. – На этот раз я его поймаю!
Квилтер поднялся и нахлобучил на голову шапку-лебедя.
– Квилтер, – окликнула его Миранда, – возьми с собой доктора. Пусть поговорит с Ломаксом, узнает, что у него на уме.
Квилтер снова взобрался на дощечки своих ходуль. Выбравшись из бассейна, они вслед за Уитманом прошли по дюнам мимо пожарища. В одной ложбине были привязаны к столбу сгоревшей вышки собаки. Уитман взял их на сворку, сдерживая нетерпеливых тощих зверей, и стал красться вдоль невысокой стены, оглядывая пустыню за ней. В двадцати футах дальше, подобно царственному идолу, возвышался Квилтер. Рэнсом держался последним. Где-то впереди взлетал в воздух монотонный рыдающий клич.
Поднявшись на дюну, они увидели высокую фигуру Ионы, двигающуюся по руинам в сотне ярдов от них, на берегу пересохшего озера. Тот шел, обратив темное лицо к солнцу, все той же походкой лунатика, над залившей пространство до горизонта белой, как кость, пылью. В его голосе звучал то плач, то пророчество, и Рэнсом дважды уловил слово «море». В такт высоким нотам Иона вскидывал руки и снова ронял их – пока не скрылся из вида.
Уитман заспешил за ним, удерживая рвущихся с поводка собак. У подножия разрушенной башни он задержался, дожидаясь, пока Иона покажется на открытом участке береговой дороги. Ухватив конец сворки зубами, он одной рукой принялся отстегивать поводки.
– Иона… – тихо прозвучало с озерных дюн. Тот остановился и огляделся, отыскивая позвавшего – и увидел за спиной высокую фигуру Квилтера и рванувшихся от Уитмана собак.
Едва свора бросилась к нему, Иона ожил, склонил голову, метнулся вперед. Длинные ноги легко несли его по неровной дороге. Собаки настигали, хватали за пятки, и тогда бегущий сорвал с пояса старую рыбачью сеть и швырнул ее им в морды. Запутавшиеся собаки налетели на обломок телеграфного столба и застряли, облаивая друг друга.
Худая фигура пророка медленно растворялась в очертаниях берега. Уитман с бранью пинал собак, Квилтер же невозмутимо смотрел на все это с кучи щебня.
– Иона все ищет пропавшее море? – спросил его Рэнсом.
– Он его нашел, – ответил Квилтер.
– Где?
Квилтер указал на озеро, на белые меловые дюны, из которых ветер вымывал мириады поблескивающих на солнце костей.
– Это – его море? – заговорил Рэнсом, когда они двинулись дальше. – Так почему он не уйдет в него?
Квилтер пожал плечами, бросил: «Там львы», – и зашагал вперед.
Через сто ярдов, за ровной полосой, отделявшей бассейн от восточного края поместья, открылся между дюнами маленький павильон, сверкающий стеклом и металлом. Постройку собрали из хромированных и покрытых эмалью частей – решеток радиаторов, отражателей фар, радиоприемников и тому подобного – с изумительным искусством составив из них миниатюрный нарядный храм. Издалека чудилось, что с дюн скатилось огромное яйцо Фаберже.
Не доходя до него пятидесяти ярдов, Ломакс остановился.
– Ломакс, – проговорил он, словно представляя. – Вы ему скажите, если скоро не найдет воду – утонет!
И, оставив Рэнсома наедине с этим парадоксом, зашагал обратно к пруду.
Рэнсом, приближаясь к павильону, мысленно сравнивал его с грубой хижиной, которую он из тех же материалов соорудил на берегу – только здесь ровный свет пустыни и нейтральный песок возбуждали воображение, а там мокрые солончаки истощали его.
Добравшись до фигурного портика, он заглянул внутрь. Стены тесного преддверия были украшены гнутыми полосами хромированной стали. Искусно вставленные в решетку цветные стеклянные диски из фар составляли сплошную стену, проходя сквозь которую солнце дробилось на десятки своих подобий. Другая стена была сложена из щитков радиоприемников, и ряды золоченых кнопок выстраивались в астрологические символы.
Открылась внутренняя дверь, и надушенный толстяк, метнувшись из тени, ухватил Рэнсома за руку.
– Чарльз, дорогой мой! Мне сказали, что вы на подходе. Как я рад снова вас видеть!
– Ричард. – Рэнсом на минуту онемел, разглядывая Ломакса. Тот кружил вокруг гостя, выпучив на его лохмотья глаза бредовой золотой рыбки. Ломакс совсем облысел и походил теперь на красивую, но безволосую женщину. Гладкую сливочную кожу не тронул ни ветер пустыни, ни солнце. Одет он был в серый шелковый костюм экстравагантного покроя – полосатые брюки напоминали узкую юбку или раздвоенный хвост большой рыбины, вышитую куртку украшали оборки и ряды жемчужных пуговиц. Рэнсому все это напомнило героиню причудливой пантомимы: не то ехидную добрячку, не то травести, заброшенную вместе со своим праздничным павильоном далеко в пустыню.
– Что же это, Чарльз? – Ломакс отступил назад. Его глаза над коротким крючковатым носом были все так же остры. – Вы меня забыли? – Он фыркнул и с готовностью выдал столь же юмористический ответ:
