Рэнсом осматривал каюту. Он не сомневался, что Филипп не родня по крови этому негру, но тот, по-видимому, был ему приемным отцом, чье существование угадывалось за спиной юноши все эти годы. И сразу разрешилось множество загадок: вот почему Филипп уносил еду с собой, вот почему зимой, даже когда Рэнсом щедро его подкармливал, часто бывал на грани голодной смерти.
– Филипп мне много о вас рассказывал, доктор, – тихо заговорил старик. – Я знаю, что вы ему добрый друг.
– Потому и уговариваю его уехать сейчас же, мистер Джордан, пока земля не полопалась от засухи. Вы выдержите путешествие?
Филипп оскорбленно вскинулся:
– Конечно, выдержит! – юноша встал между Рэнсомом и отцом. – Не бойся, отец, я тебя не брошу!
– Спасибо, Филипп, – так же мягко отозвался старик. – Тебе, наверно, надо собираться. Возьми воду и еду, сколько сможешь унести. – Филипп вышел в камбуз, и тогда старый негр обратился к Рэнсому: – Можно с вами поговорить, доктор?
Когда мужчины остались одни, он поднял на врача невидящие глаза.
– Путь будет долгим, доктор, и для вас, может быть, длиннее, чем для меня. Понимаете, он начнется по-настоящему тогда, когда мы доберемся до побережья.
– Согласен, – признал Рэнсом. – Дорога до берега должна быть свободна.
– Конечно, – негр слабо улыбнулся, на его выпуклом лбу, словно высеченные резцом, вздулись жилы.
– Я буду для вас большой обузой, доктор. И предпочел бы остаться здесь, чем быть выброшенным по пути. Можно вас попросить, чтобы вы были честны с собой?
Рэнсом встал. Он видел стоящую на освещенной палубе Катерину Остен, гомеровским руном распустившую на ветерке рыжие волосы. Почему-то просьба негра разозлила врача. Отчасти их разделял возраст – негр на много лет опередил Рэнсома – но еще сильнее обижала его уверенность, будто врач еще способен выбирать: помочь или оставить человека в беде. Рэнсому же, после событий последних дней, представлялось, что все человеческие заботы в новом мире становятся несущественными.
– Доктор?
– Мистер Джордан, я не смею быть честным с самим собой. Явные мотивы в наше время так сомнительны, что я сомневаюсь, окажутся ли тайные надежнее. Тем не менее я постараюсь довезти вас до моря.
Ближе к вечеру они пустились в обратный путь по реке. Рэнсом с Филиппом стояли на носу и на корме, работая шестами, а Катерина со стариком сидели посреди скифа под сооруженным на скорую руку навесом.
Белое озерное дно протянулось от горизонта до горизонта. Когда они выходили в главное русло в полумиле от городка, в воздухе разнесся вой сирены. По правому борту, в двухстах ярдах от них, засел в маленьком озерке пароходик капитана Туллоха. Развевались вымпелы, над полированными палубными скамьями вздувались полотняные навесы, двигатель работал на «полный вперед», и длинный нос судна зарывался в большую песчаную банку. Винты взбивали черную воду в густую пену. Покинутый командой капитан стоял за штурвалом, оглашая гудком бездушный гребень мели, словно пытался разбудить мертвого кита.
Филипп окликнул Рэнсома, но тот покачал головой. Они проскочили мимо, гудок летел за ними по мутному воздуху.
До Ларчмонта добрались в сумерках, причалили за бортом ржавой землечерпалки. Старый негр мирно спал, сидя в лодке и откинув голову на подпорку навеса. Рядом Катерина, облокотившись на канистру с водой, подпирала голову ладонью.
Когда над рекой стало темно, Рэнсом прошел на мостик землечерпалки, откуда Филипп Джордан смотрел на далекий город. Его силуэт горел пожарами, языки пламени тянулись от крыш к дымному балдахину.
– Они решили сжечь весь Маунт-Роял, – сказал Рэнсом. – Должно быть, это Ломакс.
Отблеск пожара упал сбоку на лицо Филиппа, и Рэнсом увидел в нем клювастый профиль Ионы. Он отвернулся к городу, принялся считать пожары.
Через час они шли по сухому ложу, в порывах жаркого ветра, налетающего от города испепеляющим сирокко. Горизонт пылал, на окраинах города бушевали пожары. На берегу горел Ларчмонт, пламя неслось по улицам. Горели лодочные сараи, сотни рыб корчились под вспыхнувшими навесами. Мириады огненных хлопьев проплывали над головами, словно светляки, ложились в далеких полях на юге, и казалось, что затлела сама земля.
– Львы! – вскрикнула Катерина. – Доктор, я их слышу!
Она бросилась к воде, остановилась, озаренная пламенем.
– Смотрите, мисс Остен, – тронул ее за руку Филипп. На набережной у моста, словно на фоне светящегося экрана, стоял лев-самец. Взобравшись на парапет, он оглядел бушевавший под ним ад и прыжком ушел в темноту. С дорожки к берегу послышался вопль, по горящей бухте метнулась человеческая фигура, бегущая от гривастого зверя.
К тому времени, как они поднялись на откос, человек забежал за стоявший на берегу катер. Карга, закутанная в рваное тряпье, вцепилась в Рэнсома, не дав ему опомниться.
