— Дык раненых в городе полно, а им роток не закроешь… — ухмыльнулся Руперт. — К тому же портной оного графа захаживает к моей племяннице, вот и…
— Молодец. Дальше…
Ну что же, при небольшом допущении, можно предположить… Черт, неужели она заложила свои драгоценности, чтобы помочь герцогу? Вполне вероятно. Может, как-нибудь на этом сыграть?..
Ободренный похвалой, Руперт заливался соловьем, а я старался вычленить из этого потока сплетен хоть какие-то полезные сведения для себя. Вообще-то, какое мне дело, кого дрючит бастард — сын оной дамы де Веллекье от герцога Бретани?.. Хотя, все в кассу пойдет; может, и пригодится…
— …и был принят оный кондотьер… — продолжил доклад Лебо. — На службу принят…
— Стоп! — услышав знакомый термин, остановил я Руперта. — Какой кондотьер?
— Дык, оный ломбардец же… — почтительно повторил Лебо. — Николя де Монфор. Прибыл давеча со своим отрядом. Обласкан самим дюком, ибо оный воин присутствовал при кончине Карла Смелого, прикрывая собой от вражеских пик его тело, а такоже доблестно отказал Луи, на предложение служить ему…
— Вот сука!!! Где он сейчас?! — не сдержав себя, в сердцах рявкнул я.
Руперт, перепуганный моей реакцией, шарахнулся в сторону и зачастил:
— Людей его поместили в казармы городской стражи, а сам ломбардец квартирует в доме купца Люсьена Бижона…
— Руперт… — я поймал его за шнуровку колета и притянул к себе, — о каждом шаге этого ломбардца я должен знать. О каждом, ты слышишь меня? Справишься — награжу. Ежели нет…
— Будет сделано, ваше сиятельство!!! — торжественно пообещал толстяк. — Даже в клозет без присмотра не отлучится. И это… — Лебо таинственно округлил глаза. — А может… того-этого… Есть надежные людишки. За сущую мелочь отправят его на небеса…
— Нет… — я отпустил его и вернулся в кресло, — никаких «того-этого»… Только слежка. Понял? Ни один волос с его башки не должен упасть.
Да-а… похоже, для меня становится доброй традицией случайно встречать своих врагов в Бретани. Ох как много вопросов накопилось к макароннику… Очень много. Вот же сука, и здесь хочет втереться в доверие. А вот хрен тебе…
— Ваше сиятельство…
— Выйди пока и постой за дверью, — прогнал я купца. — Луиджи, живо сюда шевалье ван Брескенса…
Лебо немедленно вымелся из каюты, а Логан немедленно явился. Он по случаю прибытия в порт даже побрился, но все равно с разбитой скулой (прилетело булавой во время штурма посольской галеры) смотрелся довольно подозрительно.
— Ну и рожа у тебя, Шарапов… — усмехнулся я. — Красавчик, ястри тя…
— Рожа как рожа, монсьор. — Тук невозмутимо пригладил ладонью замызганную полу колета и вопросительно уставился на меня: — Чего изволите, сир?
— Братец, мне надо, чтобы ты немедля отправился к Вельзеру, банкиру, и выяснил возможность…
Инструктаж много времени не занял: Логан кивнул, угрюмо выслушал рекомендацию переодеться, опять кивнул, на этот раз еще угрюмее, и испарился из каюты.
Так… первый шаг сделан, теперь надо побыстрее развязаться с сирийкой…
Додумать не смог, пригласили на торжественную мессу по случаю благополучного прибытия. Капеллан Бромель вновь рьяно взялся духовно окармливать личный состав, в том числе и меня, успев уже наложить на господина шаутбенахта легонькое покаяние за богохульные слова… Вот же стервец. Ну да ладно, с таким сейчас не шутят, отстою, благо служит он великолепно. Проникновенно и громко ревет псалмы, аки медведь весной…
Время пролетело быстро, и в назначенный час наш баркас пристал к берегу. Как и в прошлый раз, там дымились мангалы, суетились повара, а бдительные бодигарды в ламмилярах и чалмах, накрученных поверх шишаков, таращились по сторонам, выискивая опасности. Вот только теперь рядом с капуданом сидели еще двое мужчин, богато одетых по восточному обычаю, но без тюрбанов; их головы прикрывали цветные длинные платки наподобие тех, что в современности носят арабы. Родственники сирийки? Похоже, так и есть: один постарше, с длинной ухоженной бородой, второй совсем юный, только с намеком растительности на подбородке.
Земфира облачилась в наряд своей страны: глухое белое платье, сплошь шитое жемчугом и серебром, и прикрыла голову, вместе с с лицом, газовым покрывалом, прихваченном тяжелой золотой диадемой. Она все дорогу молчала и не выпускала мою руку, словно боялась потеряться. Да и выглядела — краше в гроб кладут… бледная словно снег. Не пойму, чего она так боится?
Капудан встретил меня как старого друга, широко раскинув руки, словно для объятий.
— Приветствую моего брата, почтенного и благородного эмира Жана, радости моей нет границ…
— Я тоже рад тебе, почтенный Хасан Абдурахман ибн Хоттаби… — тепло ответил я, приметив, что гости при виде Земфиры порывисто вскочили, потом так же быстро плюхнулись на подушки обратно.
Кидаться в объятия капудана я не стал. Невместно с басурманином обниматься. При всех моих добрых к нему чувствах, приходится соблюдать обычаи
