народа. И те, кто рискует рассказывать о старых войнах, в которых уничтожили всех служителей богов, точно люди непростые. Такие, общение с которыми схимнику надобно пуще еды и питья. Когда-то мне заказывали немало таких. И до встречи с Дервишем, и после. Только до я находил и убивал их. А после – скрывал от тех, кто охотился на них. Но и до, и после я не мог удержаться и не послушать их рассказов.
– Бабкины сплетни. – Эти слова вырвались у меня сами собой.
Наверно, так отдергивает ребенок руку, коснувшись раскаленной сковороды. Так встряхивает лапой кошка, вступившая в лужу. Так вздыбливает шерсть на загривке сторожевой пес, зачуяв волчий дух. Вот как вырвались слова. Словно разум мой рефлекторно защитился, поспешив отнести все обрывки древних преданий в разряд бреда.
– Может, и сплетни. У меня их подобралась немалая охапка. Да, Искатель, немалая. Сплетни хунну, заведейские сплетни. Бабки ведь и там и там есть. А еще легкая, хорошо укрытая от всяких ушей прослойка сплетен в чубовских песнях-думах. Или в венедских былинах. Даже одна антская сказка затесалась туда же. Да, затесалась. А ученик твой из меня все это слово за словом вытянул. И вот лежит оно теперь на поверхности. А я смотрю, и мозги как-то интересно думать начинают. Ежели доживет твой Зануда до того дня, когда станет схимником, нареки его Дознавателем. Этот любую информацию выудит из кого угодно.
– А с чего бы ему не дожить?
– А ты сам не знаешь, куда деваются те, кто начинает вспоминать о богах и о том, что безжалостно вырвано из ваших венедских летописей? Или прилюдно споет нашу, ордынскую песню, скажем, о боге войны? Живы потомки богоборцев. Они все еще несут свою стражу.
– Это я знаю. Но разве рискнут они замахнуться на схимника?
– На схимника – нет, уверен. Потому что немного знаю их. Ой, знаю. А вот на послушника – вполне. Знают они про схиму, Искатель. Много больше, чем прочие знают. И коль на то пошло, помнишь, я рассказывал тебе, как мне заказали Акына?
– Сегодня же и рассказывал. Сложно забыть.
– Так вот, не хана он оскорбил. Вернее, все верно, хана. – Он встряхнул головой. – Тьфу ты, запутался совсем. Словом, хан тот богоборцем был. А Акын, только тогда его звали Менке, он про бога спел. Он не сказал мне про какого, да там еще ханская дочка была замешана. И послали меня оторвать излишне певучую голову. Вот и смотри. Задаст твой Зануда не те вопросы – и за ним какого-нибудь «ловца» пошлют.
– Лучше бы им этого не делать, – ответил я, правда, не очень уверенно. – Он на улице вырос. Всегда держится настороже.
– Да, понимаю, все так. Однако за прошедшее с появления богоборцев время нигде не возродился ни один религиозный культ, даже в подполье. Ты даже смысла слова «душа» вспомнить не смог. И о чем это говорит?
Я оставил вопрос без ответа. Но Ловец в нем и не нуждался. Вновь погрузился в себя, прихлебывая пиво. Глаза его блестели в полумраке, разгоняемом лишь светом трех лучин. Может быть, Ловец вышел на след. Но кого он ловит на сей раз? Я не стал спрашивать. Придет время – сам расскажет. День. Всего лишь день знал я его. Но уже чувствовал определенную близость. Может быть, Империя, загнавшая всех схимников в Золотой Мост, сделала нас ближе? И этого вопроса я задавать не стал. Ушел спать, оставив Ловца наедине с его мыслями и дремлющим хозяином таверны.
Спал я долго. Простые человеческие радости. Одна из них – поваляться в чистой постели, застеленной белой простыней. Мое тело отвыкло от мягких перин, но вспомнило о них очень быстро. Когда я проснулся, солнце взошло уже высоко. На табурете возле двери лежала моя вчерашняя одежда, выстиранная, высушенная и выглаженная, все дырочки аккуратно заштопаны. Я улыбнулся. В подобном идеальном состоянии она не была, даже когда я ее купил. Вот что значит женская рука.
Ловец сидел за тем же столом, за которым я его оставил. Не уверен, что он вообще ложился спать. Хозяина видно не было. За стойкой обосновалась одна из его симпатичных пышечек-дочек. Зал, который сквозь открытые окна заливали лучи солнца, оказался пуст. Еще бы, день в разгаре, завтракать поздно, обедать рано. Все завсегдатаи трудятся в поте лица.
Ловец крутил в руках шарик из скомканного бумажного листа, словно не решаясь что-то с ним сделать – положить на стол, бросить на пол или отправить в окно. Еще один лист, сложенный вдвое, лежал перед ним.
– С утром тебя, Искатель, – поприветствовал он меня.
– И тебе утро доброе.
– Ой, доброе ли? Тебе письмо.
– От кого?
– Раз его принес тот же человек, что доставил мое, скорее всего, от твоего брата Механика. Все наши вчерашние упражнения по сбрасыванию топтунов со следа оказались детскими играми. Досадно. Ты был прав. Твой брат держит этот город в кулаке, хоть со стороны и не скажешь.
Я подсел к нему, придвинул лист поближе.
– Завтракать будешь? – буднично поинтересовался Ловец.
– Вчера мне хватило чревоугодия. Не голоден.
– А у нас борщ чубовский, – сказала дочь хозяина. Голос ее оказался громким, но по-своему мелодичным. Точно так же как сама она была по-своему красива. – Вкусный, я сама готовила. Отец говорит, что лучше борща даже на Сечи не варят.
