Мореплавателя, открывшего Заморье, отличается от прочих. Светлоок писал, что в земле за морем, где он бросил якорь, шла непонятная война, из-за чего он с выгодой продал много оружия.
– Продолжай. – Ловец подался вперед. Кажется, для нас с ним все начало проясняться одновременно.
– Непонятная война. – Зануда поднял указательный палец, словно пытаясь придать дополнительную значимость этой фразе. – Что может для венеда быть непонятным в войне? Мы видели войны между княжествами, грызню за наследство, завоевательные походы и походы освободительные. Мы видели бунты, усмирения непокорных городов князьями и успешные войны тех же городов против своих князей за особые права и свободы. Даже резню инородцев мы видели. В те времена иногда под общий шумок венеды любили пускать кровь особо богатым заведейским купцам с последующим разделением и пропиванием их имущества. Даже морские баталии случались. Златомостцы еще только утверждали свое господство на морях и не раз сталкивались с ордынскими галерами. Так что может быть непонятным в войне для пирата-торговца-исследователя Светлоока?
– Ничего, – согласился Ловец. – Если бы он не хотел упоминать причины, то написал бы просто «война». А если бы захотел вдаться в детали, то легко определил бы, что послужило ее причиной.
– А он написал «непонятная»! Я увидел только одно объяснение. В Заморье происходило то же, что у нас. Война богоборцев. И потому Светлоок не смог назвать вещи своими именами, прекрасно осознавая в этом случае и свою судьбу, и судьбу своих записей. Ведь война либо уже закончилась, либо была в самом разгаре.
– Это всего лишь предположение. – В голосе Ловца прозвучала неуверенность.
– Но если допустить, что оно правильное, то, значит, веру в богов начали уничтожать везде одновременно! Не только в нашей части мира. Я не удивлюсь, если то же самое происходило и за бедуинскими пустынями на востоке.
– Поклонение богам искоренили одновременно везде, – пробормотал я. – Иначе вместе со странным напитком под названием «коньяк» купцы привезли бы и странные идеи о высших силах, даже не осознавая, что тем самым ставят себя под удар. Ведь о богоборцах и об их войне знают лишь единицы.
– Ну вот, и я пришел к тому же выводу, – закивал Зануда. – Задумайтесь над этими словами: ОДНОВРЕМЕННО ВЕЗДЕ! Кто способен на подобное?
– Тогда весь народ восстал… – попытался возразить ему Ловец.
– Дядюшка! Между народным недовольством и народным восстанием – огромная пропасть. Простых людей надо подтолкнуть к действию. Иначе ропот так и останется ропотом. Кто-то убедил как знать, так и простолюдинов, что от духовенства – вот еще одно интересное забытое слово! – надо избавиться. Не знаю, как это видится вам, а мне кажется…
– Это смогло бы сделать третье поколение схимников, если бы объединилось, – твердо произнес я.
– Ну вот, и я так подумал! – просиял мой ученик. – А теперь давай вспомним твоего знакомого анта.
– Это которого? – Я прищурился.
– С которым ты и Малышка вели переговоры. Псеглавец, так он себя, кажется, называл. Малышка рассказала мне все. Совета просила. Сомнения ее тогда очень мучили. Все считала себя лишней среди твоих учеников.
– Понятно.
– Ну я ее успокоил, так что не волнуйся, учитель.
– Если я – дядюшка, тогда Искатель – отец, – заметил Ловец. – Иначе нелогично получается, понимаешь?
– Хорошо, при чем здесь псеглавцы? – проигнорировал я его реплику. Понимание вертелось где-то рядом, достаточно близко, чтобы отвлекаться на такие мелочи.
– Ну псеглавцы – не схимники. Но они развили одну грань схимы, вплели ее в культуру своего народа. В их случае – боевую. Но наше учение многогранно. Разве не может кто-то культивировать другую грань? К примеру, подобную твоей способности влиять на мысли и чувства людей? Разве не это происходит сейчас в Империи? Сказители поют дурацкие песенки, которым, как считает дядя Ловец, их научил схимник. И люди начинают любить Империю всей душой и ненавидеть любого, кто не разделяет их чувств. Эти недосказители – яркий пример того, что подобное возможно. И я считаю, что такими же талантами обладали и богоборцы, а возможно, обладают.
– Но для этого нужен схимник, который их научит, – возразил я. – А мы бы о нем слышали.
– Антов научил Псеглавец, а потом благополучно умер. Кто сказал, что подобное не могло случиться с богоборцами? Они задумывались как инструмент уничтожения веры. Но хозяин умер, и инструмент зажил своей жизнью. В таком случае кто может быть уверен, что не найдется богоборца, повторившего путь Схимника?
– Ты ведешь к тому, что подобный богоборец появился, и они взялись за схимников по-настоящему, – кивнул я.
– Невозможно, – тут же откликнулся Ловец. – Ты забываешь про «вопль гнева». Благодаря ему любой из нас способен спастись от всех остальных. Понимаешь?
– Дядя Ловец, вы ведь все сами по себе. У каждого свой путь постижения схимы. Собрать вас вместе может либо великая идея, подобная созданию Империи, либо всеобщий великий враг, подобный тому же Императору. Да, Книжник рассказал мне про вашу встречу.
– Это и понятно, – ответил я. – Книжник всегда любил делиться знаниями, а ты слишком уж благодарный слушатель.
