А ведь к месту пришлось забытое слово! И если разобраться, огромные мастерские производят целые горы всевозможных товаров. Ткани ярчайших расцветок, оружие, посуда, хрен его знает что еще. Вот только все это пресное, безвкусное, однообразное. Простая сельская женщина, которая сама и пряха, и ткачиха, и швея, не может с ними поспорить, но сшитая ею рубаха в чем-то кажется живой, а не простым клочком тряпки. Один знакомый гончар из Корчева еле зарабатывал на то, чтобы прокормить семью. Но из его горшков и щи казались наваристей, из кружек – и медовуха крепче. Даже мечи златомостской ковки, которые так любили покупать князья и бояре, брали, только если на них стояло клеймо мастера-кузнеца, который для клинка – мать и отец, берет руду и делает из нее меч, шаг за шагом, вкладывая мастерство и силу своих рук, как его отец и отец его отца. А оружие, выходившее из-под молотов, приводимых в движение водами Кипени благодаря каким-то хитрым изобретениям Механика, если и покупали, то для простых ратников. Нет, мне больше не нравился Золотой Мост. Не нравилось то, что нес в этот мир Механик, – вещи без души, жизнь без души.
– Проходи, – небрежно бросила Паучиха, делая шаг в сторону от двери.
Сестра всегда одевалась необычно. Сегодня на ней было все черное. Обтягивающие штаны и рубаха из плотной ткани, черный жилет. На всеобщий обзор выставлены не только идеальные формы, но и море оружия. Кроме двух коротких мечей целый набор кинжалов разного калибра, два метательных топора и цепь вокруг пояса такая же, как у Ловца, с крюком и шипастым шаром. Большие синие глаза смотрели на меня с легким прищуром, полные чувственные губы изгибались в усмешке. Тонкие, идеальные черты лица создавали иллюзию хрупкой безобидной девушки. Поразительно, насколько это впечатление обманчиво.
– Что рассматриваешь: оружие или тело? – насмешливо спросила она.
– Девочка, да тебе же далеко за восемьдесят, – ответил я, старательно копируя манеру Механика. – Чего на твои сухофрукты любоваться? А вот железом ты обвешалась, как… даже не знаю, как кто или что. Как береза сережками или дуб желудями. Ладно Ловец, ему так привычнее. А ты ведь до схимы убийцей не была. Тайный приказ, что бы о нем простые обыватели ни думали, – это не те, кто крадется по ночным теням. Вы же головой работали, а не мечами.
– Сложные времена, Искатель, диктуют сложные решения. Атаман вот даже к девкам когда бегает, сабли не снимает.
– Откуда знаешь? Что, и к тебе бегал?
– Искатель! – Ее идеальные черты исказила ярость, отчего сестра стала еще прекрасней. – Понимаю, что никогда тебе не нравилась, но ты же знаешь все лучше других!
– Знаю, и в этом наряде ты из простой паучихи превратилась в какую-то черную вдову. Я начинаю волноваться за Императора и за столь любимую всеми венедами Империю.
Нет, не мне тягаться с ней. Ирония, сарказм – единственный мой щит против ее проницательности. Это Механик понял еще во время обучения. Разозлить, вывести из себя, не дать спокойно воспринимать происходящее – и делать выводы. Обычно это она пользуется своей красотой для того, чтобы лишить собеседника равновесия.
– Ты знаешь, что за него я любому горло перегрызу.
– Знаю. Вон и Отшельник тоже глотки грыз неплохо, я только не знаю за кого. Напомнить, чем все закончилось?
– Провались ты… – уже буквально прорычала Паучиха, развернулась и вошла в дом первая, хоть сначала собиралась пропустить меня. Уже хоть небольшая, но победа. Увы, с ней по-другому нельзя.
Близнецы только что не бросились мне навстречу. Но сдержались. Император сидел на широком подоконнике, Ведьма – прямо на полу, в углу. Она вообще любила держаться в тени.
– Ну что, вся семья в сборе? – насмешливо спросил я. – Или я, несмотря на все, что было, семьей не считаюсь?
Вопрос предназначался Ведьме, но она отреагировала спокойно.
– Ты сам ушел, Искатель. Хочешь упрекнуть меня в том, что недостаточно крепко тебя держала? Так это – зря. Я никогда не становилась на пути твоих идей. Это бесполезно. Настолько же, насколько бесполезны и сами идеи.
– Думаешь? – Я насмешливо приподнял бровь.
– Знаю. Вот ходил ты, бродил, колобродил. Много выходил? Нашел, что искал?
– Мы же схимники, Ведьма. Тихое семейное счастье и полный дом детишек – не для нас. Это все равно что лес валить боевой секирой. Можно, конечно, да только кто умным назовет? Что я нашел – все мое. А много ли, мало – не с чем сравнить.
– А раз тихое семейное счастье не по тебе, то и не заводи разговоров этих глупых про семью. Не затем Император велел тебе явиться.
– Велел? – Я рассмеялся.
– Замолчи, сестра, – попросил Император. – Ты слишком привыкла к моему титулу, но здесь с вами он не имеет никакого смысла. Рад, что ты пришел, брат. Знаю, ты поступаешь так, как хочешь, а значит, не отрекся от меня, подобно остальным. Садись, где тебе удобно.
Я последовал его приглашению. Сел на стол, подумал и откинулся на спину, свесив ноги и глядя в потолок. Не хотел видеть сестер. Одна слишком многое могла понять по взгляду, вторая же оставила в моей жизни слишком заметный след. А Император? Что Император? На него я по-прежнему смотрел как на брата, Мечтателя.
